Нарышкин автоматически, как до этого старшая купеческая дочь, прикрыл рот ладонью.
– Благодаря вашей экономной маменьке скоро, как лошадки, и вовсе на травку перейдем.
Рубанов запихал в рот букет и откусил половину.
Младшая опять смутилась.
– По-моему, в этом букете присутствовала трава, от которой через несколько часов умирают в страшных судорогах…
Ч…р…т…вол, – выплюнул он цветы и прополоскал рот водкой.
– Господин юнкер, думаю, уже несколько дней, как молочко перестал употреблять?! – выразить мысль до конца она не успела, а ловко увернулась от Максима и кинулась бежать.
Разозлившийся от насмешек юнкер решил просто оттаскать ее за косу.
Несмотря на высокий рост и полноту, бежала она удивительно легко и грациозно.
– Сейчас я выпью твое молоко, – задыхаясь, грозился он.
– Прежде догоните, – ровным голосом, обернувшись, прокричала девчонка. – А во-вторых, у меня пока нет молока…
– Ежели догоню, то появится!– уже прохрипел Рубанов, сминая сапогами лютики и ромашки.
Ее сарафан мелькал среди зелени и белых березовых стволов, иногда сливаясь с ними.
«Пожалуй, не догоню!» – расстроился задыхающийся от бега юнкер, с яростью слыша удаляющийся девичий смех.
Вот она по самые плечи провалилась в лощину, и Максим видел только ее голову. Через минуту он сам спустился по пологому, поросшему травой склону в неглубокий овражек и зашуршал сухими скрюченными прошлогодними листьями, сбивая коленями широкие и сочные пласты лопухов.
Она уже вылетела наверх и оглянулась.
«Ежели б на саблях, я бы, может, и осилил, но в беге…» – решил он уже сдаться, но тут увидел, что коса ее захлестнулась вокруг тонкой березки. Болезненно дернув головой, она попыталась освободиться, но время ушло, и юнкер свалил ее в высокую зеленую траву, краснеющую земляникой. Он лежал на ней и никак не мог отдышаться. Слезы выступили на глазах у побежденной.
– А матушка-то далеко!.. – впился в ее губы Максим, но поцеловать как следует не смог – не хватило дыхания.
Она попыталась вырваться, но Рубанов крепко обхватил ее руками и ногами, ощутив под собой трепет женского тела. Совсем рядом он увидел испуганные темные глаза и припухшие губы. Дыхание ее было чистым и приятным. Не спеша он сорвал губами красную ягоду и раздавил ее языком. Во рту стало свежо от терпкого вкуса.
– Пустите! – снова попыталась она вырваться.
Ничего не ответив, он лизнул ее в верхнюю губу кислым от ягоды языком, затем, не торопясь, нежно укусил нижнюю сочную губку и поцеловал в уголок рта. Неожиданно она прекратила сопротивляться и обмякла. Разрумянившееся девичье лицо спряталось у него на груди.
Максим задохнулся от счастья. Его душа растворилась в этой девушке, в этом лесу, в этой траве с красными ягодами…
Обратно они шли медленно.
– Будешь знать, как дразниться! – по-детски буркнул Максим, подходя к пасшимся лошадям и сидевшим на попоне Нарышкину с дамой.
– Теперь, мой мальчик, я тебя совсем