выброшен на старый круг
испуга, сна, и пахло вдруг
сожжённою гитарой.
И ты лежал на берегу
воды и леса мимо.
и море шепчет: ни гу-гу.
И небо – обратимо.
1971 год
Ты – прилежный дятел, пружинка, скула,
или тот, что справа – буравчик, шкода,
или эта – в центре – глотнуть не дура,
осеняются: кончен концерт и школа:
чемпион, подтягивающийся, как ледник,
студень штанги, красный воротник шеренги.
Удлинялась ртуть, и катался дым,
и рефлектор во сне завился рожком,
сейфы вспухли и вывернулись песком,
нa котором, ругаясь, мы загорим,
в луна-парках чёрных и тирах сладких,
умываясь в молочных своих догадках.
В глухоте, кормящей кристаллы, как
нa реках вавилонских наследный сброд,
мы считали затменья скрещённых яхт,
под патрульной фарой сцепляя рот,
и внушали телам города и дебри —
нас хватали обломки, держались, крепли.
Ты – в рулонах, в мостах, a пята – снегирь,
но не тот, что кладбища розовит,
кости таза, рёбер, висков, ноги
в тьме замесят цирки и алфавит,
чтоб слизняк прозрел и ослеп, устыдясь,
пейте, партнёры, за эту обратную связь!
Как зеркальная бабочка между шпаг,
воспроизводится наша речь,
но самим нам противен спортивный шаг,
фехтовальные маски, токарность плеч,
под колпаком блаженства дрожит модель,
валясь на разобранную постель.
Две гримёрши
мёртвый лежал я под сыктывкаром
тяжёлые вороны меня протыкали
лежал я на рельсах станции орша
из двух перспектив приближались гримёрши
с расчёсками заткнутыми за пояс
две гримёрши нашли на луне мой корпус
одна загримировала меня в скалу
другая меня подала к столу
клетка грудная разрезанная на куски
напоминала висячие замки
a когда над пиром труба протрубила
первая взяла проторубило
светило галечной культуры
мою скульптуру тесала любя натуру
ощутив раздвоение я ослаб
от меня отделился нагретый столб
чёрного света и пошёл наклонно
словно отшельница-колонна
Шахматисты
Два шахматных короля
делят поля для
выигрыша,
надежду для.
Все болеют за короля нефтяного,
a я – за ледяного.
О, галек, пущенных по воде, всплывающие свирели…
Так и следим за игрой их – года пролетели.
Что ожидать от короля нефтяного?
Кульбитов,
упорства и снова
подвига, ну,
как от Леонардо,
победы в конце концов.
Кому это надо?
Ледяной не спешит и не играет соло, —
с ним вся пифагорова школа,
женщина