В марте, после смерти Сталина он напишет у себя в школьной тетради совершенно издевательский текст: «Отче наш, иже еси в Кремле, да святится имя твое, да будет воля твоя, яко в Советском Союзе, и во всем мире, за хлеб наш насущный тебя благодарим. Охраняй святость марксистской идеологии, как и мы следим за своими ближними и находим злодеев и классовых врагов»69.
В 1953 или 1954 году Гавела якобы впервые приглашают для неофициальной беседы в StB (Státní bezpečnost – государственная безопасность). Никаких записей об этом в архивах службы не нашлось, да и серьезных намерений в отношении Вацлава у сотрудников явно еще не было – юный литератор вспоминал, что следователь с усмешкой спросил у него, лирику или эпос он пишет70.
Первые итоги существования «Шестатржицатников» Гавел подведет в эссе 1953 года с названием «После года скульпторской работы»:
Есть скульпторы, которые никогда не заканчивают свои произведения. Их скульптуры никогда не кажутся им полностью готовыми, совершенными <…> Похоже дело обстоит и с человеческой душой. Человек неустанно совершенствуется, постоянно прибавляет, меняет и формирует свои взгляды, свои убеждения, до самой смерти. <…>
По своему замыслу Шестатржицатники были прежде всего состязанием, но состязанием добрых друзей, и его цель – не какой-то манифест или принятая общим голосованием резолюция, а создание как можно большего числа скульптур, чтобы через дискуссию, познание, сравнение просеивалось наше личное мнение.71
Остановимся еще на двух важных текстах 1953 года. В эссе «Гамлетовский вопрос» Гавел рассуждает о самоубийстве и свободе воли. Он приходит к мысли, что само наличие сознания и свободы воли подталкивает человека к осознанию себя как части природы. В таком случае самоубийство становится отрицанием человеческой природы, природы как таковой и Бога: «Природа (бог) в нас, а мы в ней. А еще она каждому из нас напоминает, что его любовь к жизни, жизненная сила и вера в собственный труд – лишь малая рябь на реке точно такой же веры всего человечества»72.
В эссе «Пустота» Гавел высмеивает подражания модному у молодежи французскому экзистенциализму:
Слабые поэты всегда отстают на 30 лет от своего времени. В 1920 году они писали как Сватоплук Чех, в 1945-м как Андре Бретон, и если теперь они пишут как Альбер Камю, то копируют вещи всего лишь пятнадцатилетней давности. И к тому же просто копируют, не осознавая, что экзистенциализм – это великое проникновение в тайну жизни и царство зла и уродства. Обычно это бывает так.
Ничего. Я. Иду. Тьма. Мне кажется, что мир не имеет смысла. Мной овладевает страшная тревога. Мне усмехается проститутка с сифилитическим носом. Все мужчины – гомосексуалисты. Все женщины – лесбиянки. Проще говоря, весь мир это навоз и моча. И в этом месте автор-экзистенциалист обычно на сегодня заканчивает, потому что его зовет мама:
– Франтик, булочки на столе! А ты хотел идти на футбол!
И наш экзистенциалист с булочкой