обратиться будет не к кому.
– Да, об этом я как-то не подумала. И что ты хочешь, чтобы я сделала?
– Надо как-то помешать моему господину украсть Марью-Искусницу.
– И как я могу помешать?
– А вы не могли бы, например, дать ей сонное яблочко, чтобы исключить ее из уравнения на годик-другой?
– Беда у нас в этом году с яблоками, неурожай. Самой до зарезу надо, а взять негде. Представляешь, выросло у меня в этом году всего четыре яблока. Как-то решила я слетать в Муром на распродажу, колготок купить, вологодского кружевного белья, ну короче, неважно… Возвращаюсь и что вижу: лежат перед избушкой четыре гастарбайтера. Сожрали яблоки и дрыхнут. Один вообще медным тазом накрылся.
– Это как? – недоуменно спросил Гюнтер.
– Да так! Хотел спереть мой медный таз для зелья, сдать в приемный пункт цветных металлов. Сожрал яблоко, упал, а таз ему на морду. Вот и осталась без яблок.
– Дела, – вздохнул Гюнтер, – и что, до сих пор лежат?
– Да нет. Я позвала Санитара Леса. Он пасть свою воротил, отнекивался, мол, заразу можно подцепить. Ну я ему антидрых дала, антибиотиков всяких. Короче, сделал он уборку, правда потом его стошнило. Одни беды от этих гастеров.
– И не говорите, фройляйн. К нам тоже лезут, только успевай забор чинить. Возвращаясь к Марье-Искуснице… А может, превратить ее в лягушку?
– Эта позиция уже занята.
– Ну подумайте, фройляйн, это же в наших коллективных интересах!
– Ладно. Как надумаю чего, дам знать.
– Только просьба – не через Зеркало. А то хозяин увидит, беды не оберешься…
– Вот что я тебе скажу, Гюнтер… Совсем он у тебя спятил, старый дурак. Мало мне своих забот, еще Кощея спасай от самого себя. Тьфу! – Баба-Яга смачно плюнула прямо в экран. Зеркало аж посинело от негодования.
– Ладно, Гюнтер, бывай. Спокойной тебе ночи и жену непьющую, в смысле, ворону.
– Как это непьющую? – удивился ворон, – Она же умрет от дегидратации.
– От какой еще дегидратации? Не морочь мне голову. Пока.
/////////////////////////////
А в это время на Земле Русской стояло теплое летнее утро. Зеленели леса и луга. Наливались румянцем яблоки и золотились груши, расцветала развесистая клюква. В небе пел жаворонок, искусно выводя романс Алябьева. Короче, царила полная идиллия. Богатырь Елизар под руководством наставника занимался гимнастикой, а именно, отжимался на одной левой. Делал он это на траве во дворе своего терема. На его спине стоял маленький худенький старичок в белом кимоно с черным поясом.
– Пятнадцать тысяч девятьсот двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь… Сколько еще отжиматься, дядя Гриша?
– Двадцать тысяч, как и на правой! Не отвлекайся, а то со счету собьешься.
– А можно я про себя буду считать?
– Можно. И помни, тебе еще побегать надо, затем – урок фехтования, потом начнешь отрабатывать новую ката, а вечером – занятия каллиграфией и стихосложением.
– Не мое это. Мне еще двадцать тысяч раз отжаться легче, чем стихи слагать.
– Каждый