и песок, заполнявший пространство, умудрилась закрепить нас обоих ремнями безопасности. Волосы у неё растрепались, она закрыла лицо ладонями, чтобы пыль не могла попасть в глаза. Я же, часто моргал. Голова пожилой женщины безвольно скатилась мне на плечо. Слава Богу, она была жива. Правда, при текущем положении, всего на пару секунд, если не больше. Губы её слабо шевелились. Она что-то бормотала себе под нос, но из-за беспрерывно бьющего в нас потока воздуха с песком, ничего не было слышно. Между тем, трещина увеличилась настолько, что можно было видеть, что творится снаружи. И зрелище это было ужасающим и захватывающим дух, одновременно. Треск, ещё раз треск, затем скрежет рвущегося листового металла и передняя часть остова самолёта окончательно отделилась и улетела ввысь. Я с ужасом, насколько позволяли песок и пыль, щурясь, огляделся. Было не понятно, где земля, а где небо. Кусок корпуса, где я, Мария и ещё несколько несчастных пассажиров этого злополучного рейса цеплялись за секунды своих жизней, кидал из стороны в сторону огромный смерч, состоящий из песка и редких лиловых молнии. Нас кружило и швыряло, вертело, подбрасывало то верх, то вниз. Безумно звучит. Но не находись я в таком ужасном, смертельном положении, меня бы это, возможно, позабавило. Но когда знаешь, что гибель неминуема и ничто и никто не сможет тебя спасти, время думать о чём-то вообще кажется бессмысленным. И поэтому, я просто закрыл глаза и решил безропотно ждать удара корпуса самолета о землю или того, что меня вырвет из сидения или вместе с сидением и дальше придет мой окончательный, бесповоротный конец.
Но… меня потрясли за плечо, и я увидел улыбающееся лицо Марии. Наверное, у меня на лице остались отпечатки страха, последствия кошмарного сна, при виде которого улыбка на губах стюардессы сразу же исчезла, как исчезают лепестки закрывающейся на ночь лилии. Она посмотрела на меня с озадаченным взглядом на сероватых глазах и еще более взволнованным голосом, спросила:
– Как вы себя чувствуйте? Вам нездоровиться?
Я заставил выдавить из себя нечто подобие улыбки, чтобы успокоить её.
– Нет. Со мной все в порядке. Мне просто приснился кошмар.
– Надеюсь не авиакатастрофа?
– Нет. Не авиакатастрофа.
– Может вам что-нибудь принести? Через пятнадцать минут самолет будет в Каире. Время есть.
– Можно апельсиновый сок?
– Можно. – Улыбнулась она. – Я его вам сейчас принесу.
Стюардесса ушла. Я закрыл глаза, чувствуя, как липкие пальцы кошмара нехотя покидают мой разум. Я глубоко вздохнул, пытаясь представить в воображении легендарную столицу Египта, но перед моим взором вновь предстал песчаный торнадо и я, как будто наяву, вновь ощутил на лице колющие удары мелких песчинок. Я поспешил открыть глаза и начал мысленно уверять себя, что это всего лишь сон. Да, это всего лишь дурацкий сон. Мария принесла сок и грациозной походкой удалилась в сторону кабины пилотов. Но песчаный торнадо, кошмарный сон, насколько бы он ни был