грома, а после них – ослепительными молниями, когда все небо вспыхивает зарницами в миллион киловатт. Здесь часто бури разражаются ночью. Я сижу в постели, рисуя на миллиметровке планы кухни и спальни: Эд погружен в чтение. Раньше я не представляла, что могу увидеть такое у него в руках: вместо стихов римских поэтов он изучает «Технологию штукатурных работ». Рядом лежит книга «Водоснабжение дома». По пальмам начинает стучать дождь. Я подхожу к окну, высовываюсь, но тут же отступаю. Удары грома оглушают, в землю вокруг дома бьют молнии – белые зигзаги, как на карикатурах, – по четыре, пять, шесть сразу. Грозовой фронт собрался над холмами, и стоит такой грохот, как будто что-то взрывается. Мне даже кажется, что трещит мой позвоночник. Дом несколько раз тряхнуло, а это уже серьезно. Гаснет свет. Мы плотно закрываем окна, но дождевая влага просачивается через незаметные глазу трещины в стенах. В камине, как привидение, завывает ветер. Ужасная ночь. Дождь хлещет по стенам дома, и две беззащитные пальмы гнутся под его ударами. Запахло озоном. Я уверена, что молния ударит в дом. Буря нарочно выбрала Брамасоль. Нам не убежать, не спастись; мы – в эпицентре, нас может смыть вниз, в Тразименское озеро. «Что бы ты предпочел, – спрашиваю я, – оползень или прямое попадание молнии?» Мы залезаем под одеяла и, как десятилетние дети, кричим каждой вспышке молнии «Постой!» и «Не надо!». От грома сотрясаются стены, и камни в них смещаются.
Но вот буря отходит к северу, в черном промытом небе появляются звезды. Эд открывает окно, и комнату заполняет запах сосны – от поломанных ветром веток и осыпавшихся иголок. Электричества все еще нет. Мы полулежим на подушках, ожидая, когда схлынет волнение, и вдруг слышим возле окна какой-то шум. На подоконник приземлилась небольшая сова. Она вертит головой по сторонам. Наверное, буря повалила дерево, в дупле которого было еe гнездо, или она просто потеряла ориентацию. Когда свет луны пробивается сквозь пелену облаков, мы видим, что сова не мигая смотрит в глубь комнаты, на нас. Мы не шевелимся. Я молюсь: «Пожалуйста, только не влетай в дом». Я смертельно боюсь птиц, этот атавистический страх у меня с детства, и все же она очаровательна – эта сова. Совы относятся к тотемным животным, а тут, в Италии, они вдобавок овеяны мифами. Я вспоминаю о сове Минервы. Наша же сова живет рядом, на холме. По вечерам мы несколько раз видели еe более крупных соплеменников. Мы молчим. Она все сидит, и мы в конце концов засыпаем, а когда просыпаемся утром, то видим: она улетела. Еще только без четверти шесть, но за окном светло – воздух в долине чуть подсвечен краешком восходящего солнца. Скоро оно зальет золотом холмы, и наступит ясный, безгрешный день.
Заросший фруктовый сад
В течение дня мы непременно делаем перерыв и лакомимся арбузом. Может, кто не согласен, но я считаю, что арбуз – самая вкусная вещь на свете, и надо признать, что тосканские арбузы могут соперничать с нашими, сорта «сахарное дитя», которые мы в детстве собирали на полях Южной Джорджии. Я так и не научилась определять по