Это тупик. Тут никакая другая женщина не поможет. Я сама оказалась третьей в подобной ситуации. Был кошмар. Венчание намного серьезней, чем мы думаем. Теперь вам надо вымаливать у Бога покой своим душам. Вы оба попали в капкан. Нельзя вступать в брак для решения каких-то своих проблем. Надо просить друг у друга прощения и смиряться. Поверьте, я не люблю пафоса и не читаю никому мораль. Не мой стиль…»
Магда сидела за монитором и думала: неужели они так и будут ходить по замкнутому кругу своих венчальных колец? В этот момент ее ухо уловило обрывок монолога.
– …Без любви женщина не должна ни выходить замуж, ни становиться матерью.
По телевизору выступала какая-то пожилая актриса. Видимо, она уже давно рассказывала что-то о своей жизни, а теперь развивала свою мысль дальше.
– Брак называется так потому, что это союз двух грешных неполноценных людей, пытающихся спасти друг друга для вечности. Совместное стяжание добродетелей, помощь друг другу в преодолении страстей, немощей, скорбей и невзгод жизни. Без этого это не брак, а узаконенная кооперация. Жаль, что люди это понимают очень поздно…
Магда внутренне психовала. Не крикнешь же монитору и всему окружающему миру, что он, Шекспир, во всем виноват, только он… Ведь она, Магда, хотела так мало. Просто честной, добродетельной, достойной семейной жизни. И все ее мечты разбились о глупый быт и обывательщину.
Наверное, Магда была во многом права. Не понимала она только одного: Бог хотел научить ее любви, а не сытой жизни.
Тяжелый человек
История первая, рассказанная Гаяне ее знакомой Мери и понятая ею по-своему
Гаяне, несмотря на свои семьдесят семь лет и долгую, полную проблем жизнь, была оптимисткой и умела радоваться мелочам. Вот и сейчас она, приспособив больную правую ногу на стул, с надеждой листала акафист иконе Матери Божией «Прибавление ума» и улыбалась своим мыслям. Эту книжечку ей с большим трудом достала ее бывшая сотрудница Таня, уже давно ходившая в церковь Александра Невского и знавшая половину прихода. С Таней они еще при коммунистах работали в одном из тбилисских СКБ, а теперь время от времени перезванивались и обсуждали политические и церковные новости. Странно, но факт: многие их сотрудники, выйдя на пенсию или оказавшись без работы, зачастили в церковь.
Долгожданная книжечка, по идее, должна была коренным образом изменить жизнь дочери Гаяне Додо, а значит, и ее собственную, если уж не жизнь, то оставшуюся старость.
Додо – сорокалетняя безработная неудачница, по материнским понятиям, – уже давно и бесповоротно нуждалась в прибавлении ума. Все остальное – интеллект, красота, трудолюбие, доброе сердце – у нее и так было в наличии.
Гаяне перебралась с палкой поближе к святому углу, в котором висели иконы русского и армянского письма, устроилась поудобней в кресле-качалке и приступила к чтению акафиста. Она, конечно, знала, что акафисты читаются стоя, но успокаивала себя словами одного оптинского старца, считающего, что Богу нужно ваше сердце, а не ноги.
Добросовестно, с трудом разбирая церковнославянские обороты, прочла первый икос и задумалась: «Ох, Додо,