Но я его никогда не прощу. До самой смерти не прощу ему это.
С этими словами она распахнула дверь и впустила его в дом.
И Хэмиш тут же напомнил: «Ну, что я тебе говорил?»
Ратлидж, стараясь загнать его голос подальше, в глубь мозга, вошел в комнату, полную родственников и друзей. Пятнадцать человек стояли, сидели кое-где и тихо разговаривали. Розмари представила его собравшимся, среди них было несколько знакомых по армии офицеров. Были ее родители. Родители Макса умерли во время войны, остался только двоюродный брат, он сидел сейчас в кресле около балконных дверей, ведущих в сад, лицо его было искажено, он дышал с трудом, говорить почти не мог, только несколько слов и сразу замолкал.
Ратлидж раньше не встречался с ним. Брата звали Реджинальд Юм. Они пожали друг другу руку.
Макс, рассказывая, что брат учительствовал в Англии, но вернулся жить в Шотландию, как-то шутя заметил: «Унаследовал семейное гнездо на острове Скай и набил его книгами. Чтение предпочел общению с людьми. Даже не приехал на мою свадьбу. Не удивлюсь, если пропустит и мои похороны». Это была шутка в духе Макса.
Из кухни доносились голоса, там раскладывали на тарелки еду, каждый из пришедших в знак сочувствия приготовил что-нибудь и принес с собой. Время текло медленно. Ратлидж поговорил с викарием.
– Вы ведь из Скотленд-Ярда? – спросил мистер Гремлинг. И когда Ратлидж согласно наклонил голову, продолжил: – Если я правильно понял, вы приехали сюда как друг, а не как полицейский? Хорошо. Тогда вы будете рады услышать, какое я принял решение. Считаю, что капитан Юм умер в состоянии, когда его мозг был перегружен страданием. Раны войны имеют много разных видов. – Лицо викария стало решительным. – Я не вижу препятствий для захоронения его тела на освященной земле, внутри церковной ограды.
– Действительно хорошая весть.
Ратлидж как раз думал об этом. Разумеется, будет проведено расследование. Он надеялся, что пощадят чувства Розмари.
– Вряд ли меня вызовут свидетелем. – Ратлидж не собирался зачитывать коронерскому суду письмо Юма, которое сейчас лежало у него в кармане.
– Конечно, зачем обнажать ваши личные чувства, – согласился мистер Гремлинг, понимая его состояние. – Макс всегда посещал церковную службу вместе с женой, даже если находился в таком состоянии, что не слышал произносимой проповеди. Я могу засвидетельствовать, если потребуется, что он выполнял свой долг как верующий, и церковь выполнит свой долг перед ним.
– Я нахожу ваше решение очень мудрым, – сказал Ратлидж, и викарий улыбнулся.
Мистер Гремлинг – начинающий седеть невысокий крепыш с мощными плечами, глубоко посаженными глазами, над которыми нависали лохматые брови, – имел суровый, даже зловещий вид до тех пор, пока не улыбался.
– Я не беру на себя осуждение моего прихожанина. Не вижу оснований брать на себя право Господа Бога. – Помолчав, он добавил: – Мы с Максом иногда беседовали откровенно. Часто переписывались на страницах блокнота, который я держал в столе.