скажу, что Толя меня насиловал с четырнадцати лет. А твой муж – с девяти. Я убью и себя и ребенка! И тебя убью, если еще раз сюда явишься. Забудь о нас! Уходи! И молчи!
С тех пор она с матерью не виделась. И с отчимом, конечно, тоже. Пока Толя не вернулся из армии, девушка вела полуголодное существование. Сидела в декрете, не могла нанять няньку, лишний раз выйти на улицу – ребенок отнимал все время, силы и деньги. Она скрывала сына от чужих глаз, и сама не знала, чего боится. Возможно, она сама побаивалась сына. Помощи Лена ниоткуда не ждала. Ждала только мужа.
Он вернулся к ней. Именно к ней – не заходя к родителям. Они писали ему в часть письма, но он не отвечал – так велела Лена. Все отношения были порваны. И Лена с упоением рвала любые связи, оставшиеся с прежних времен.
– Нас трое, – говорила она. – Об остальных надо забыть. Пусть будут новые друзья, новая работа, все новое.
Что думал на этот счет муж, она так никогда и не узнала. Он молчал. Они обходили молчанием все, что касалось их семьи, их детства. Все воспоминания у них были общие – начиная с самых ранних, младенческих. Но они делали вид, будто познакомились недавно. Эти двое так привыкли лгать другим, что научились лгать и себе. Так было гораздо легче жить.
Только несколько раз Лена затронула больной вопрос. Это случилось, когда сын за одну зиму перенес два воспаления легких. Мальчик выжил, но очень ослаб.
– По-моему, он не совсем… – бормотал Толя, вглядываясь в спящего ребенка.
– Ненормален, ты хочешь сказать? – еле слышно отозвалась Лена.
Они помолчали. Наконец она сказала:
– Он нормален, совершенно. Просто много болеет, больше чем мы с тобой. Главное, чтобы он никогда не узнал. Знаешь, давай уничтожим наши свидетельства о рождении.
Она и раньше говорила об этом, но Толя всякий раз протестовал:
– Рехнулась?! Если понадобится, нас все равно пошлют восстанавливать документы в ЗАГС! А когда будут восстанавливать – все может открыться!
В конце концов они нашли компромисс. Толя, как художник, взял на себя переделку своего свидетельства о рождении. Документы Лены решили не трогать. А в своем свидетельстве он изменил имя матери. Подобрал чернила того же оттенка, перо нужной ширины, приготовил острые ножички, с помощью которых он зачищал чертежи. И Алексеева Евгения Ивановна превратилась у него в Аракчееву Евдокию Игоревну.
– Что ж ты такую фамилию нарисовал?! – возмущалась Лена. – Аракчеева! Еще бы Пушкину написал!
– Нормальная русская фамилия, – пожимал плечами уязвленный художник. – А ты попробуй, подбери ей фамилию по числу букв, и чтобы чистить много не пришлось!
Он слушался ее, он принадлежал ей. И все равно, страх не исчезал. Толя стал бывать за границей. Зарабатывал хорошие деньги, выполняя частные заказы. Потом основал маленькое предприятие по производству цветного стекла и витражей. Лена работала у него бухгалтером. К тому времени она забросила мечты о личной карьере. Сын требовал слишком много внимания – в детский сад с таким здоровьем не