всякий раз что-то новое…
Летом на озерах встретились. Он с семьей, я одна. Столкнулись на пляже, я прямо озверела – отдохнуть приехала, а тут он, да еще с ребенком… Как будто забыла, что в это время он всегда там отдыхает. В позапрошлом году славно мы время провели… Костя снял номер в пансионате, а я жила на турбазе – всегда там живу, много лет уже из года в год. Такого блаженного кайфа у меня уже давно не было. Вдвоем, три дня, не расставаясь ни на секунду. Никогда прежде мы не проводили столько времени вместе, в одной кровати, когда засыпаешь, даже не успев толком оторваться друг от друга. И с утра – по новой… на пляж за ручку, как подростки, на обед – за ручку… и так все три дня.
Он меня рисовал на балконе, усадив с раздвинутыми ногами в кресло, а в этот момент на соседний балкон вышел какой-то дедулька и завопил – мол, устроили тут разврат… Костя только посмеялся:
– Дед, зависть – хреновая вещь.
И дед уморил нас, заявив:
– Эх, мне бы твои годы – отодрал бы твою козу валдайскую за милый мой!
Потом, когда дед ушел с балкона, Костя сел на пол перед креслом и долго меня целовал, заставив зажать зубами карандаш, иначе я перебудила бы весь пансионат своими воплями.
Когда на него находит вдохновение, он заставляет меня часами стоять или лежать в какой-нибудь дикой позе, а сам рисует, рисует… Меня очень удивляет – почему он не пошел в институт искусств, а рванул в медицинский? Он по-настоящему талантлив, насколько я в этом разбираюсь. И в медицине, и в рисовании, и в фотографии. В последнее время увлекся всякими фотошопами – вставляет мои снимки в разные фоны и интерьеры, делает из меня что угодно – от демонов до ангелов. Правда, все в темных тонах – он меня только так видит. Этими снимками и картинками завешана вся стена в комнате, и у меня порой крыша съезжает, когда я болтаюсь на стене напротив и вижу вокруг себя.
Я думаю, Косте нравится не столько процесс, сколько антураж и то, что я, когда надежно зафиксирована, теряю часть своей обычной стервозности и самоуверенности. И он может сделать все, что захочет. Может скроить страшную мину и изобразить злого демона, готового растерзать жертву, а может обнять двумя руками и так стоять долго-долго, пока я не взвою и не начну материться.
Я не боюсь боли… и это скорее плюс, чем минус. В больнице доктор, делая мне пункцию, пришел в ужас, когда увидел, как я внимательно смотрю на иглу, которая входит в мой сустав почти на всю длину, и улыбаюсь.
– У тебя такое лицо, как будто ты сейчас кончишь… (ну, мы с доктором старые приятели, давно знакомы, и он говорит мне все, что ему хочется).
– Представляешь – почти…
– Лорка, ты идиотка…
– Ты не представляешь, насколько прав!
Но больше всего, разумеется, Косте нравится видеть меня в постели – там его любимое место. Он целует меня, сначала вроде как нежно, потом уже больно, потом так, что вздуваются губы… потом ложится сверху и все смотрит, смотрит… когда я уже готова вот-вот заорать, зажимает мне рот ладонью.
– Тихо… что ты орешь, спятила? Подними