руками.
– Понимаешь, магии у нас особо нет, те, кто что-то умеет, маскируются не хуже хамелеонов, а базовые законы мироздания… у вас вот Хурт – одна штука. А у нас каждый полудурок может создать свою секту или религию.
– И ему за это ничего не будет?
– Как повезет. Но может и вывернуться.
– У нас такие не выворачиваются.
– И конечно, законы все трактуют в меру собственной эротической фантазии. Примерно так: нельзя, но если очень хочется, то можно и даже нужно. А потом попробуем расхлебать и отмазаться.
– Тьфу.
– Ага, уроды. Кто б спорил.
– Кажется, с тебя еще и причитается за вытаскивание из того уродского мира.
– Но-но, – обиделась я. – За своим миром приглядывай, а обзываться тут нечего. Дураков везде хватает, у вас – тоже.
И наглядный пример сидит прямо передо мной.
Эрард развел руками.
– Извини. Не хотел задеть.
– Проехали.
– Куда?
– Сленговое выражение такое. Означает, что не стоит задерживаться рядом с обидой, вонять начнет…
– Хм-м… забавно. Проехали.
– Давай о твоем деле? Кто там тебя убил…
– Это должен быть кровный родственник, иначе никак. Другая кровь не подействует. Кстати, я уж молчу, что кого-то могут и втемную использовать.
– И… я, как проявленный эфирент, должна летать и на них охотиться?
Сценка мне представилась конкретная.
Просыпается неизвестный мне человек (а их там мно-ого), а над кроватью – оно.
Синее, светящееся и с признаками. Что дама-с…
И завывает оно нечеловеческим голосом:
– Покайся, гад, в совершенном преступлении! А то щас вломлю!
Интересно, сколько будет раскаявшихся? Я бы сказала, большой процент. А описавшихся?
Эрард покачал головой:
– Летать не надо. Да и не сможешь ты далеко отойти от места призыва, к сожалению. А вот сделать так, чтобы все явились сюда, – это в моих силах. На оглашение завещания.
– Ты помирать собрался?
– Да пора уж… я ведь сказал – порча.
– Как-то ты это буднично говоришь, – честно призналась я.
– А чего бурлить? Жизнь прожита, хорошо прожита, погулял, побродил… может, и Хурт своей милостью не оставит.
Я вздохнула.
Вот оно, главное различие с нашим миром.
Даже самые невероятно верующие сейчас все равно сомневаются. А вдруг? Мало ли? Никто ж не возвращался…
А Эрард просто верит. И веры этой хватит не то что на горчичное зерно – на целую плантацию с горчицей.
Для нашего мира смерть – страшное событие, даже ужасающее своей неизвестностью и неопределенностью.
Для него – такое же действие, как поесть, поспать, пописать, помереть… Бывает. Еще раз родимся.
И черт его знает, что лучше или хуже.
– С Хуртом ты сам определись. Но допустим. Я не против тебе помочь, все равно деваться некуда, я правильно понимаю?
– Неправильно. Что за человек, который из-под палки работает?
– А есть прянички? – оживилась я. Так было намного интереснее,