не закончатся. Иди сядь!
Ван положила лося на полку в шести дюймах от стула Хвостика, выпученные глаза персонажа уставились ей прямо в лицо. Хвостик, все еще в слезах, сидела и таращилась на игрушку. Когда Ван отвернулась, я сбросила лося под стул.
Имя Тыковки уже успело осесть у меня в памяти – учительница проорала его много-много раз. Ван У Цзэ, сядь! Ван У Цзэ, поставь ноги вместе! Ван У Цзэ, да что с тобой такое? Ты вообще хочешь, чтобы мама тебя сегодня забрала?
Не попадаться на глаза у Тыковки получалось из рук вон плохо. Во-первых, он был на голову выше своих одногруппников, и его переполняла энергия. Я смекнула, что для китайского школьника быть крупным и жизнерадостным – самое вредное сочетание. Во-вторых, все четыре дня, пока я его наблюдала, он был в яркой цветной рубашке. Ему не хватало камуфляжа. Один раз он повел себя особенно возмутительно – во время занятия убрел со своего стула к немногочисленным игрушкам в углу, когда говорила учительница Ван, – и тут уж она рассвирепела не на шутку.
– Ван У Цзэ, остаешься без стула. БУДЕШЬ СТОЯТЬ! – Она в три прыжка добралась до мальчишки и отшвырнула его стул. Стул упал, громыхнул по полу несколько раз и замер. Все дети наблюдали молча, я тоже застыла на стуле у дальней стены. Я отчетливо понимала, что моя знакомая обеспечила мне проникновение в классную комнату как наблюдателя, и, хотя меня встревожило то, что я видела, я сочла, что не имею права вмешиваться – никак. Я постепенно становилась заложником ситуации.
Тыковка поглядел на перевернутый стул, и на глаза его навернулись слезы. Он вдруг больше всего на свете захотел этот стул.
– Я хочу сесть, я хочу сесть. – Он хватал Старшую Ван за руки, искал утешения, но она вскинула их так, чтобы он не достал. Тыковка вцепился ей в бедра и попытался неловко обнять ее, но она отступила.
– Бу бао – не буду обниматься, – сказала она его макушке. – Хочешь стул? Теперь ты хочешь стул?
– Да, да, я хочу стул.
– Тогда сиди на нем, – сказала Ван. – Если не будешь сидеть, я тебе его не дам. И мама за тобой сегодня не придет.
Китайцы знают толк в эффективности, а простым сидением можно добиться сразу многого одним махом. Оно физически закрепляет отношения между учителем и учеником: повелитель возвышается, вассал низведен. Сидение к тому же – удобный способ блюсти порядок в классной комнате, под завязку набитой детскими телами.
В Америке многим педагогам, работающим с малышами, нравится метод общения, когда дети и воспитатели усаживаются все вместе в громадный круг. «Садимся в круг», – говорят они по многу раз на дню. Воспитанники и дети смотрят друг на друга на одном уровне.
Китайцы, с которыми я это обсуждала, считают подобную рассадку чрезвычайно странной. – Дети встают, уходят из круга и возвращаются на место, когда хотят, – сказала Тыковкина учительница Ли, которая однажды наблюдала это явление. – Нам в Китае не до такой роскоши. Если ты в классе, нельзя просто встать и пойти попить. Детей много, их нужно усаживать. Нельзя делать что хочешь.