в навершии. Ветвь состояла из наборных металлических пластин, искусно сработанных в виде листьев омелы. Но главную ценность как для ученых, так и для грабителей представлял постамент статуи. По мнению ученого, постамент был сделан из сплава с высоким содержанием драгоценного металла и весь покрыт письменами. Язык Согда дошел до двадцатого века в виде фрагментов и большей частью остался неразгаданным. Надписи на постаменте же явно дублировались: друг под другом находились три блока текста, выполненных арамейскими буквами, египетскими иероглифами и согдийской вязью. Идеальный вариант для расшифровки.
Сомохов перекинул винтовку за спину, чтобы освободить руки.
– Посветите, пожалуйста, Тимофей Михайлович. – Ученый нагнулся к надписи на постаменте.
Горовой придвинулся поближе и недовольно заворчал. В отличие от археолога, ему не нравились ни статуя, ни храм. Будь его воля, подъесаул остался бы у входа, но он не хотел выказывать даже тени суеверного страха перед молодыми студентами.
– Что-то у статуи энтой камешек разгорелся на палке. – Горовой махнул головой в сторону жезла богини. Камешек в навершии действительно слабо светился в темноте.
Улугбек только отмахнулся:
– Это фосфор, наверное. Распространенный прием для восточных культов.
Археолог присмотрелся к навершию. Казалось, камень разгорается все больше и больше.
«Забавный элемент», – подумалось Улугбеку.
Он опять перевел взгляд на надпись на постаменте. Рядом топтался и сопел Горовой. Свет от керосиновой лампы играл бликами, творя из знаков причудливую мешанину. Сомохов покрутил головой, стараясь выбрать оптимальную точку, и передвинул лампу чуть правее. Освещение стало лучше, но все равно что-то ему не нравилось.
Улугбек отступил, еще раз посмотрел и недовольно вздохнул:
– Нет, двумя нашими лампами всю надпись не осветить.
Ученый сделал шаг к статуе. Его правая нога неожиданно соскользнула в щель между плитами и подвернулась. Инстинктивно Сомохов попробовал ухватиться за что-нибудь, но, на его счастье, Горовой оказался расторопней, чем можно было ожидать от грузного казака. Подъесаул подхватил археолога почти у самого пола и не дал ему упасть.
– Что ж вы, господин хороший, – пробурчал казак, удерживая Улугбека и помогая ему подняться.
Сомохов виновато улыбнулся. Левая рука его, как в тисках, была зажата мощными ладонями подъесаула, а вот в правой… Правая рука сжимала жезл Ардвисуры-Анахиты.
«Вот так коленкор», – пронеслось в голове. Сказать Сомохов ничего не успел. В глазах вспыхнуло и померкло солнце, и, уже теряя сознание, Улугбек почувствовал, как напряглись держащие его ладони Тимофея.
Захар Пригодько не был ни комсомольцем, ни коммунистом. Поэтому речь комиссара роты не произвела на него никакого впечатления. Взятый на фактории, куда он пришел сдавать накопившиеся за