раскачивала головой, как в забытьи, как метроном, – из стороны в сторону – и шептала бескровными губами:
– Мама… мама… мама…
И глаза ее были сухи и ничего не видели…
И волосы, пышные Сонькины волосы шуршали по известке белой больничной стены…
У мамы было больное сердце, но никто из нас не знал об этом.
А у ворот больницы дежурил Мурат. Третьи сутки. Ждал Соню, меня и нашу маму. Но теперь, на третьи сутки, дежурство закончилось.
Дорогу заслоняла спина водителя. Мы с Соней сидели сзади него на брошенной на пол подушке переднего сиденья. Все остальные, кроме водительского, сиденья были демонтированы, то есть сняты, и теперь во всю длину кабины такси «ЗИС-110» лежал цинковый гроб.
Спелое осеннее лето – все в зелени плодов, листьев и взрослой травы, все в шорохах и трепете жизни – мчалось навстречу машине.
Сухо стучал счетчик-таксометр, сбрасывая десятки в нули и снова начиная с десяти копеек.
Дорога шла серпантином – среди горных террас, укрытых зеленью кипарисов и прочей южной растительностью. Под этой зеленью белели корпуса санаториев. Иные из них выбегали к дороге, к шоссе, выставляя напоказ свою беспечную курортную жизнь, круторогих гипсовых козлов и придорожные рестораны «Отдых». Во дворе одного из этих ресторанов-шашлычных какой-то молодой парень обливал сам себя водой из шланга. Жизнь била ему в загорелые плечи тугой серебристой струей, брызги отлетали далеко в стороны и катились по пыльному асфальту шариками ртути.
А Сонька сидела рядом со мной, и глаза у нее были застывшие и неживые.
А счетчик все стучал – сухо и бесстрастно, как метроном.
– Может, выключишь? – сказал я водителю. – Я по спидометру заплачу.
– Тут ГАИ всю дорогу, – ответил он, но счетчик выключил.
И почти тут же нас остановил грузин-орудовец.
– И что везешь? – сказал он водителю и потребовал: – Путевку!
Водитель протянул ему путевку, сказал:
– Сам не видишь? Люди мать хоронят…
Он сказал это с вызовом, с сознанием того, что сейчас, защищенный нашим горем, он может даже нахамить милиционеру. Помню, меня это неприятно кольнуло, но я смолчал.
Милиционер посмотрел на меня, на Соню и спросил совсем иным, участливым голосом:
– Далеко едете?
– В Белоруссию, – сказал я.
– Хотят рядом с отцом похоронить, – добавил, объясняя, водитель.
Милиционер вернул водителю путевку, сказал коротко:
– Поезжай…
И посмотрел на Соню – наверно, хотел сказать еще что-то участливое, ведь у грузин тоже культ матерей, но шофер уже включил скорость.
В Дербенте он купил два мешка яблок.
Бабы с ведрами яблок стояли вдоль шоссе у ресторана «Дорожный», но наш водитель – мужик хозяйственный и обстоятельный – высмотрел самые лучшие и недорогие яблоки – на подводе. Он притащил эти два мешка яблок почти бегом, высыпал яблоки прямо на пол машины и сказал:
– Даром взял, ей-богу. Купить вам?
– Поехали, –