тут же оттолкнула подругу.
– Нет! Отстань!
– Дура! – раздраженно бросила Анжела. – Такой станок пропадает!
Экскурсионный автобус со школьниками катил по горной дороге. Дети шумели, пели, баловались и лупили друг друга щелбанами. Молодая учительница, как ни кричала, не могла с ними справиться.
Неожиданно пятилетняя девочка, сидевшая возле водителя, показала рукой за окно:
– Смотрите! Птицы дядю кушают!
– Фигня! – сказал мальчик постарше. – Какой еще дядя? Падаль какая-то.
– Собака или горный козел, – произнес еще один.
Действительно, сверху, с горной дороги, было неясно, кого клюют грифы.
И автобус покатил дальше, удаляясь от того места, с которого были видны Андрей и грифы, клюющие его.
Но маленькая девочка, заупрямившись, пустилась в рев:
– Мама, они его скушают! Скушают дядю!
– Катя, перестань! – нервно сказала учительница. – Какого еще дядю?
– Там! – Катя показала ей за окно. – Птицы дядю кушают!
Учительница выглянула в окно и вдруг закричала водителю:
– Стой! Останови машину!
На рассвете над городом разносится протяжный крик муэдзина: «Алла-а-а-а-ах уакбар!» Пустой городской автобус взобрался в гору и остановился на окраинной остановке. Алеся вышла из автобуса и устало двинулась в сторону дома. По дороге Алеся остановилась у продовольственного ларька, купила лаваш, овощи и каймак – свежую местную сметану. С пакетами прошла через двор, вошла в подъезд, открыла ключом свою квартиру на первом этаже. Но прежде чем войти, устало прислонилась головой к двери и замерла так, словно собирая силы для новой работы или испытания. Затем, глубоко вздохнув, открыла дверь и, сбросив в прихожей туфли и оставив на стуле пакеты с покупками, прошла в туалет, взяла там литровую стеклянную банку и направилась с ней в спальню.
Андрей, лежа в кровати, встретил ее открытыми глазами.
– Доброе утро, – сказала она, но он промолчал.
Она откинула одеяло и увидела то, на что без подготовки действительно трудно смотреть: оголенные культи-обрубки и пах, изуродованный ужасными шрамами и торчащей внизу живота цистостомой – отводной трубкой-катетером из мочевого пузыря.
Привычно вставив эту трубку в стеклянную банку, Алеся сняла с трубки пластиковый зажим, сцедила мочу.
Андрей облегченно вздохнул, откинулся головой на подушку и блаженно закрыл глаза.
А еще недавно, всего восемь месяцев назад, он, придя в госпитале в себя и впервые увидев свои забинтованные культи, в истерике орал на врачей:
– На хрена вы меня спасли?! – И вырвал из живота цистостому, кровь брызнула из разорванных швов. – Если я не мужик, я не хочу жить! Не буду!
Санитары и армейские врачи набросились на него, выкрутили руки за спину, натянули смирительную рубашку…
Алеся достала из шкафа выцветшую гимнастерку с медалями, ремень и армейские брюки с укороченными выше колен штанинами. Помогла Андрею одеться, пересесть в инвалидное кресло и ушла на кухню готовить нехитрый завтрак – яичницу