и отступать оказалось некуда.
Мать застыла на месте. На ее лице появилось выражение недоумения.
– Кого зовут?
Лина чувствовала, что теряет над собой контроль. Руки дрожали, и ей никак не удавалось унять эту отвратительную дрожь. Ей очень недоставало сигареты или хотя бы стакана воды. Нужно было хоть что-нибудь держать в руках. Чтобы можно было опустить глаза и сделать вид, будто что-то рассматриваешь. Она готова была смотреть куда угодно, только не в серо-зеленые смущенные глаза своей матери.
А в голове Лины беспрерывно крутилась эта дурацкая песенка: «Ты и я против всего мира».
Если она повторит свой вопрос – Лина понимала это, – то от их с матерью отношений вообще не останется камня на камне. Вопрос все уничтожит.
«Он ничего не знает о тебе. Он бы любил тебя, если бы только знал, что ты есть на белом свете…»
Лина уцепилась за эту успокоительную мысль, постепенно руки перестали дрожать, ком растаял в горле. Она медленно прикрыла глаза, не в силах смотреть на мать, собралась с духом и снова спросила:
– Так как все-таки его зовут, мам? Я ничего больше не хочу в свой день рождения, хочу только узнать его имя.
На несколько секунд в комнате повисла тишина, все трое словно застыли.
– Чье имя? – наконец переспросила Мадлен, и голос ее при этом оставался спокойным и мягким. Таким мягким, словно она уже все поняла и напугана.
Лина открыла глаза и встретила взгляд матери. Она чувствовала неловкость, потому что отлично понимала, что ее следующие слова сильно ранят ее мать. И все-таки решительно произнесла:
– Моего отца.
– О господи, – прошептал Фрэнсис.
Лина, впрочем, не обратила на его слова никакого внимания. Она пристально смотрела на мать, которая по-прежнему стояла неподвижно. Казалось, она даже и дышать перестала. Мадлен застыла посреди комнаты, ее волосы цвета густого меда обрамляли лицо, медленно заливавшееся ярким румянцем. Красная шелковая блузка резко контрастировала с ее светлой кожей.
– Что же ты молчишь? – снова спросила Лина.
Краска густо залила длинную красивую шею матери. Дрожащей рукой она поправила несуществующий беспорядок в прическе.
– Видишь ли, твой отец… – Она остановилась и бросила неуверенный взгляд в сторону Фрэнсиса.
У Лины внезапно возникла ужасная догадка.
– Неужели это он и есть?! Отец Фрэнсис и Богоматерь Медицины?! – Лина нервно рассмеялась, хотя ровным счетом ничего смешного во всем этом не было. Странно, что подобная мысль ни разу не приходила ей в голову. Ведь ее второе имя было Франческа. О боже, да тут с кем угодно могла случиться истерика. Действительно, кто больше всего может подойти матери, как не человек в сутане?! – Да как же это с вами произошло?
– Нет, – сказал Фрэнсис. – Мне бы очень хотелось быть твоим отцом, Лина, но, увы, это не так.
Лина облегченно вздохнула. Он не был ее отцом, не прятался все эти годы, как презренный трус, слава богу, он не из тех мужчин, которые боятся признать собственное отцовство. А значит, он по-прежнему может оставаться ее другом, кем-то вроде