руль держи. – сказал дедушка, но опять, почему-то опустил глаза, как будто ему стало стыдно.
«Ему что, стыдно, что я его внучка!?» – подумала она.
От этой мысли стало так не по себе, что она почувствовала, что задыхается. А рука дедушки вдруг показалась какой-то неприятной липкой, а волосы на ней такими жестким, как будто она трогала шерсть свиньи.
Постаралась отвлечься на «журналы» за окном, которые теперь не мелькали, а тянулись. Они доехали до центра города. И попали в то, что Миранда узнала по картинкам в учебнике напротив фразы «конжестион эн ла карретера», которая ей всегда казалась особенно певучей.
Раньше она пробок никогда не видела. И не поняла, почему в учебнике, диалог о пробке был явно с негативным подтекстом: – Тут на светофоре пробка! – О, нет, не может быть. Ты скоро!? – Да, какое тут скоро…
Что в пробке плохого!? Можно рассматривать все вокруг. К тому же неприятный таксист больше к ним не обращался и ничего не «взвешивал», открыл окно и разговаривал с другим таксистом, на противоположной стороне.
Ее поразили маленькие столики, стоявшие на тротуарах вдоль дороги. На каждом из них стояла банка с длинным носиком с блестящей ручкой, видимо с сахаром, а рядом серебристая штучка с салфетками. Сами предметы были не такими уж странными. Необычно было то, что они стояли прямо на улице, на столиках. Вот так просто.
Позже, после возвращения в Москву, она сформулировала, что больше всего удивило ее в Испании. Нет, не коррида, не театр и даже не здания архитектуры Гауди. А туалет в аэропорту с садом внутри и столики с салфетками и сахарницами вдоль всей улицы, в центре Барселоны.
За эти столики, пока они медленно ехали «эн ла карретера», садились люди, в основном пожилые, с газетами или журналами, заказывали кофе или еще что-то в маленьких рюмочках, возможно коньяк, выпивали, читали и обращались к прохожим. Вот просто так сидели, пили кофе, читали и разговаривали со случайными людьми.
Неужели здесь так можно!? – с удивлением, подумала она. И это был радостный момент. Миранда почувствовала, что ей такого не хватало в Москве: людей, которые могут садиться за столики на улице, пить кофе, разговаривать с прохожими, читать газеты.
Помимо этого, радостного открытия, было другое, нерадостное. К концу поездки, она утвердилась в своем мнении, что дедушка чего-то стыдится. Но, чего?!
Ответ на этот вопрос звучал совсем грустно, так, что сложно было в него поверить, хотя верить приходилось: Дедушка стыдится ее. Он стыдится своей внучки, своей любимой Миранды.
Почему? За что!? А главное: почему здесь, когда они наконец-то там, где так долго мечтали побывать вместе?
***
Эти мысли перебила череда событий, когда они доехали к родственникам, которых Миранда раньше слышала только по телефону и видела только на фотографиях.
Мелькание «журналов» продолжилось, правда не таких живописных, как в центре города. Множество знакомых-незнакомых лиц были, как будто она встретила актеров фильма, после съемки и снятия грима. Лица, раньше смотревшие