(“Чем жить в постоянном ожидании грабителей, лучше сразу повеситься”, – заявила Одри.) Кое-где сад Уин оживляли кособокие гипсовые статуи пуделей и уродливо подстриженные декоративные кусты. Одри же разводила пышные вечнозеленые растения, а при виде тюльпанов и гладиолусов, которыми пестрели клумбы, сам Алан Титчмарш[5] разрыдался бы от умиления.
– Осторожно, булавки, – предупредила Одри, открывая дверь. – С утра вожусь с четырьмя балетными пачками. Этот кошмарный тюль!.. Такой скользкий, такой непослушный! Чаю хотите? Пойдемте на кухню. А то в гостиной у меня недоделанный лев.
И Одри повела их на кухню.
– О нет, – тихонько простонала Имоджин, – только не чай. – И громко добавила: – Бабуля, мне не наливай, я только что пила.
Одри на ходу слегка повернулась – взглянуть на внучку:
– Это почему еще? Что за новости? Опять какая-нибудь диета?
Имоджин замялась.
– Да нет, вовсе не диета. – Она расчистила стулья от выкроек и вязанья и уселась к старому круглому столу из соснового дерева.
– Сейчас все девочки помешались на диетах. То одна, то другая. В моей юности мы ели что дают и говорили “спасибо”. – Одри достала из буфета печенье и вафли. – Правда, тогда еды было гораздо меньше. Нам и в голову не приходило привередничать и жевать чипсы вместо нормальной еды.
Одри с грохотом водрузила на стол пузатый коричневый чайник и расставила чашки. На одной из них был выпуклый профиль королевы и золоченые буковки “Серебряный юбилей 1977”. Как и следовало ожидать, Одри проигнорировала возражения Имоджин. И вот уже Моджи вертит в руках чашку с назидательной надписью “Защита для выживания” и логотипом кампании по ядерному разоружению.
Как только сохранилась вся эта нелепая посудная разносортица? Прошлым летом Джей сделала очередную попытку навести хоть какой-то порядок на кухне матери, где обычно царил хаос. Она подарила Одри дюжину больших красивых чашек ручной работы, расписанных изысканными колокольчиками. Между прочим, из девонского фарфора! И что же? Меньше чем за год эти чашки исчезли одна за другой. Их роняли на пол, разбивали в посудомоечной машине. Рори швырял их в раковину так, что, казалось, треснут не только чашки, но и сама раковина. Говорят, нержавейка очень прочный материал, но неуклюжему Рори ничего не стоило оставить вмятину и в ней.
Не успела Одри налить чай в чашку, призывавшую разоружиться, как дверь распахнулась и в комнату вкатилась тетушка Уин, отдуваясь и тряся подбородками. Одним заученным движением она выхватила чашку из буфета, смахнула со стула журналы и плюхнулась к столу.
– Я увидела твою машину, – заявила она Джей, – и решила поздороваться.
– Ты просто унюхала, что мы тут чай пьем, – пробормотала Одри.
Но Уин не обратила на нее внимания. Она просто подпрыгивала на месте от нетерпения, торопясь вывалить свои новости. Тетушка лучезарно улыбнулась Джей:
– Ты ведь приехала