их такими, какие они есть?
Всего десять-двадцать минут назад, стоя рядом с другими испытуемыми, я чувствовал себя нормальным человеком, но как только меня усадили и заставили медитировать, я превратился в современного святого Антония, одолеваемого всевозможными фантастическими и ужасными мыслями. Зеркало передо мной исчезло, а я все продолжал думать о бедрах Салли, и, продолжая думать о ее бедрах, я понял, что со мной всегда так, что я думаю о сексе ежечасно, ежедневно. К медитации это не имеет никакого отношения, не считая того, что медитация заставляет меня острее это осознать. Я не могу смотреть на молодую женщину и не думать о сексе. Такой уж я есть, и это одна из вещей, которые дневник до сих пор скрывает.
Из зеркала на меня смотрело мрачное лицо, недовольное тем, что я уделяю ему слишком мало внимания. Я изо всех сил старался держать в фокусе это лицо, такое мрачное, такое чистое, такое юное, такое ничем не отмеченное, вылепленное с таким совершенством – как маска, предназначенная для того, чтобы скрывать мысли, бушующие в этой черепной коробке. В зеркале человек видит все что угодно, кроме самого себя. Эта мысль показалась уже знакомой. Потом я понял, что это перефразированное замечание Фелтона о дневнике. Мне никогда не удастся увидеть самого себя. Мы все разделяем судьбу Дракулы – быть невидимым в зеркале.
Рядом со мной окончательно раскисшая Элис беззвучно плакала перед зеркалом. Еще один повод отвлечься. Я сидел и медитировал, окруженный взбунтовавшимися призраками смерти и желания. Я никогда не увижу своего лица, потому что мое лицо не там, где я думаю. Мое лицо существует только в глазах других.
Мое лицо видит Салли. В конце упражнения мы поднялись со своих мест, бледные и окоченевшие, и исполнили над зеркалами ритуал малого изгнания. В общей сложности все заняло полтора часа, но в Зеркальном мире полтора часа это долго, очень долго.
Покидая Ритуальную Залу, я чувствовал себя очень серьезно настроенным и в этом серьезном настрое обратился к Элис:
– Знаешь, ты неправильно меня поняла. На самом деле я ко всему этому отношусь серьезно.
Я сказал это потому, что у меня возникло впечатление, будто Элис меня недолюбливает. Теперь в каком-то смысле это кажется мне достаточно справедливым, ведь я тоже ее недолюбливаю, но если оставить эти соображения в стороне, то я действительно расстроился из-за того, что в мире есть кто-то, кто меня не любит. Однако я уверен, что, если бы она узнала меня получше, она бы меня полюбила.
Элис только пожала плечами. Поэтому я почувствовал, что мне придется продолжить свою сбивчивую речь.
– В смысле, когда я пригласил тебя выпить, я это сделал не потому, что мне хотелось приятно провести время или напиться. На самом деле я хотел серьезно поговорить о том, что здесь происходит и к чему может привести.
Но Элис ответила:
– В таком случае ты должен был сказать, чего хочешь на самом деле. Люди и так тратят слишком много времени, когда просто так, из вежливости, говорят не то, что имеют в виду.
Сказав