в глубокой древности польского народа, якобы порожденного вольнолюбивыми сарматами (которых отождествляли с древними славянами). В то время каждый народ в Европе искал себе предков в Античности. Нашли и поляки. Укорененный за полтора барочных века, сарматизм потерпел политический крах после исчезновения Речи Посполитой с карты Европы. Внезапную катастрофу требовалось осмыслить54.
Нобелевский лауреат Чеслав Милош как-то написал, что исторический проигрыш русским, этим презренным «москалям», был непостижим для шляхты так же, как, например, разгром от татар55. Оно и неудивительно: весь XVII век Речь Посполитая служила культурным ориентиром для Москвы. Первым русским поэтом был выходец из Великого княжества Литовского Симеон Полоцкий (1629–1680). Первой реформой одежды было введение польской моды царем Федором Алексеевичем, женившимся на шляхтинке Грушецкой. Первые гусары появились в русской армии под впечатлением от побед крылатых гусар Речи Посполитой. Русское дворянство с конца XVII века гордо именовало себя шляхтой. Образцом для Соборного уложения 1649 года стал Литовский статут 1588 года. Знакомство со светской и духовной литературой Европы в большинстве случаев происходило опять же через польско-литовское посредство – бояре и монастыри держали у себя десятки «польских» книг (в основном – переводов на польский, но и сочиненных непосредственно в Речи Посполитой).
Поляки же, осознавая свое цивилизационное превосходство, вдвойне презирали «москалей» за тупую покорность царскому деспотизму, немыслимую в шляхетской республике. По сей день в Польше известно выражение: «Должен – это на Руси, а у нас кто как хочет» (по-польски оно звучит в рифму).
И вот эта «рабская бескультурная» страна внезапно взяла верх над кичливыми «сарматами».
«Эй, Костюшко, с неба глянь», —
Пел поляк бравурно.
Глянул тот на эту дрянь,
И стало ему дурно 56.
Этот ставший в Польше афоризмом едкий стишок Константы Ильдефонса Галчиньского, написанный в середине 1950‐х годов, емко выразил отношение к рухнувшему сарматскому мифу.
На смену идее величия в силе пришла идея величия в страдании – польское мессианство. Сдобренная польской кровью, пролитой в восстании 1830–1831 годов, она нашла выражение в самом известном творении величайшего из польских поэтов – в «Дзядах» Адама Мицкевича. Польша – это Христос народов, заявил Мицкевич. И как Христос искупил первородный грех человека своей кровью, так распятая Польша искупит грехи Европы.
Господь, я вижу крест, – и долгою тропой
Ему с крестом идти, – о, сжалься над слугой!
Дай сил ему, Господь, – конец пути далече,
В длину Европы всей тот крест раскинул плечи,
Из трех народов крест, из древа трех пород.
На место лобное возводят мой народ.
«Я жажду», – стонет