с «Сайгой» от боевика с «калашом»? Я что, должен сначала ему кричать «назовись», а потом стрелять? Я встречу «человека с ружьем» лоб в лоб, и что? Охотничий билет спрашивать буду?
– Знаешь что, Есин, не мути! – Рощин, прекрасно понимая все последствия отдания такого приказа, начал сердиться. Те, кто наверху их сочиняет, не дураки. Сказано – противника, значит, противника, а уж кто в лесу противник, а кто черемшу собирал, сами группники пусть решают, грохнут охотника, им и отвечать. Переиначивать вышестоящие приказы и брать на себя лишнюю ответственность Рощин не собирался, а потому еще больше посуровел и, слегка повысив голос, выдал: – В приказе написано уничтожать противника, вот и уничтожай! – И, заметив, что у старлея готова вырваться новая протестующая фраза, проговорил: – Садись, Есин, не мели чепухи!
Группники зароптали, но как-то вяло, неуверенно и быстро сникли. И сам Есин, повинуясь приказу, сел и до конца инструктажа не произнес больше ни слова. Злился на замкомбата, злился на себя, злился, чего скрывать, и на подначившего на этот вопрос Маркитанова. Это именно он неоднократно поднимал вопрос, на который у старшего лейтенанта не было ответа. Сейчас Есин мучительно раздумывал, как поступить: оставить все, как есть, не вдаваясь в юридические тонкости поступающих от вышестоящего командования приказов, или взять всю полноту ответственности на себя, тем самым, может быть, спасая жизнь своих бойцов и самого себя? В своих раздумьях он пропустил момент, когда была подана команда: «Товарищи офицеры!» – и очнулся, лишь когда остальные начали подниматься со своих мест.
Совещание закончилось. Группники потянулись к выходу. Есин был мрачен и зол. Едва выйдя из палатки и ступив на плац, он мысленно выматерился и принял решение.
Сборы на боевое задание протекали вполне планово. Получив пайки, разведчики дербанили их с тыльной стороны палаток. От зелени разложенного на земле пластика рябило в глазах. Подошедший к бойцам прапорщик Маркитанов окинул взглядом стоявшие рюкзаки и, сделав пару шагов, наклонился над одним из них. Рука юркнула в боковой карман и тут же вынырнула обратно, а в пальцах прапорщика оказались зажаты две сигаретные пачки.
– Федотов! – обратился он к приунывшему хозяину рюкзака. – Какого черта? Ты что, травы борзянки объелся? Группник же сказал: «Сигарет не брать! На задании не курить!»
– Да мы без палева, Вениаминович. – Разведчик протянул руку, чтобы забрать отобранные прапорщиком сигареты.
– Совсем страх потерял? Что значит без палева? – взъярился Маркитанов. – Я тебе покурю на БЗ, я тебе покурю! Жить надоело? Надоело самому – пацанам пожить дай!
Отобранные сигареты полетели в лужу под умывальником.
– Если у кого увижу… – Взгляд бешено вращающихся глаз обежал курильщиков и остановился на некурящем Смагине. – Занимайтесь! – Махнул рукой и, подхватив предназначенные себе пайки, скрылся за дверью палатки. Оказавшись в помещении, Маркитанов какое-то мгновение привыкал к скудному освещению, затем швырнул пайки на кровать и плюхнулся