но не становилась от этого привлекательней. Внезапно появившись, исчезала, искрясь равнодушием, но я знал – это очередная маска. Затаив дыхание, следил я за чарующей красотой, от которой по телу пробегал озноб.
Самым мрачным цветом обладала, пожалуй, ненависть. Она была черна как ночь. Не уверен, что смогу объяснить, почему именно так определил цвета. Я сделал это неосознанно и, скорей всего, ошибся. Вся панорама время от времени озарялась яркими вспышками чувств. Молниями пронзая тела, они бросали вызов небу, что пряталось за тучами.
Я попытался найти любовь или надежду, но тщетны были старания. Они находились внизу, раздавленные громадной человеческой массой. Устало скользя взором по поверхности, я заметил, как луч тёмного цвета вознёс на вершину очередного счастливца. Едва глотнув свежего воздуха, тот был сразу же обвит, словно щупальцами, десятками тянущихся к нему рук. Мгновенье, и ненасытное человеческое болото поглотило это слабое, жалкое тело…
Раскрыв глаза, некоторое время я лежал без движения. Пульс постепенно приходил в норму.
– Для чего вам болезни? – раздался вопрос. – И благо ли они?
Я молчал, будто не слыша. Тогда он стал говорить, не обращая на меня внимания.
– С точки зрения больного, болезнь зло. Она сжигает организм. Впрочем, кто-то проявит сочувствие, но лучше б ему оставаться равнодушным.
Эти слова вызвали былые воспоминания, и вновь я ощутил на себе презрительные взгляды жалости. Меня бросило в жар. Голос, словно не замечая, продолжал:
– Чужая боль мало заботит. Интересно другое. Ваши религии основаны на смирении, но прошли века, а вы так и не научились принимать страдание как должное.
Воцарилась пауза. Не скажу, что чувствовал себя здорово, и не то чтобы плохо, по-разному. Чувства не верили происходящему, и где-то ещё теплилась надежда проснуться. Другое дело – ум. Он словно объявил мне войну и искусно плёл стройные нити доводов, убеждая, что всё наяву. Его аргументы были убедительны, но эмоции восставали, не желая мириться с логикой. Анализируя ситуацию, я едва расслышал следующую фразу:
– Ты замечал, что чувство исключительности шествует рука об руку с каждым из вас? И вам это нравится, просто боитесь признаться. Даже самим себе.
Но что-то меня настораживало. Что-то здесь было не так. Внезапно прочитанное в Библии ожгло сознание. Может, это сам …? Я встрепенулся. В жилах всё вскипело. Сердце бешеным насосом направляло потоки в мозг. В горле пересохло. Попытался облизать сухие губы, но язык был жёстким и только царапал.
– Значит, по-твоему, я дьявол, – вновь раздалось ниоткуда.
Не понимая, что происходит, я старался сдерживаться, но выдали мысли. Они, словно нарочно, вертелись вокруг этого имени. Страх липкими пальцами прикоснулся к моему телу. Я мелко задрожал.
– Позволь спросить, – вновь прервал молчание голос, – чего ты так боишься?
Я молчал по-прежнему, но дрожь почему-то стала стихать.
– Почти исчерпывающий ответ.