принято, хоть мы и действовали со всей честностью.
– Ну, среди крестьян тоже есть такие, – сказала Фаун, стараясь сохранить оптимизм. – Им ничем не угодишь. Остается только пытаться… по крайней мере пытаться не сломаться первым. – Фаун обдумала проблему и сказала: – Лучше начать с того, от кого ожидаешь самого худшего. Тогда, если уж придется, можно сбежать, сославшись на необходимость повидаться с другим.
Даг рассмеялся.
– Хороший совет. Может быть, я так и сделаю. – Однако кого он считает самой большой угрозой, он так и не сказал.
Весь этот день они ехали, не останавливаясь. Фаун подумала, что могла бы определить, когда до озера останется недалеко: небо становилось все светлее, а настроение Дага – все сумрачнее. Как бы то ни было, он делался все молчаливее, хотя взгляды, которые он бросал вперед, становились все более острыми. Наконец он поднял голову и сообщил:
– Дар часового на мосту и мой только что соприкоснулись. Остается всего миля.
Путники свернули с тропы, по которой ехали, на более торную дорогу, описывающую широкую дугу. Равнина тут была совсем плоской; леса, где росли дубы, буки, орешник, уступили место широким лугам. На дальнем конце луга кто-то, растянувшийся на спине пасущейся лошади, так что ноги свешивались с обеих сторон брюха, выпрямился, помахал рукой, потом ударил лошадь пятками и поскакал навстречу.
Лошадь не имела ни седла, ни узды, да и всадник немногим уступал ей по части отсутствия одежды. Кроме сапог, довольно мятых полотняных трусов и пояса с ножнами на нем не было ничего, кроме загорелой кожи. Оказавшись рядом, он выплюнул травинку, которую жевал, и воскликнул:
– Даг! Так ты жив!
Остановив своего коня, он вытаращил глаза на руку Дага в лубке и на застенчиво отставшую от Дага Фаун.
– Ну и вид у тебя! Никто не говорил, что у тебя сломана кость. Да еще и правая рука… Отсутствующие боги, как же ты вообще справляешься?
Даг ответил на приветствие ничего не говорящим кивком, хоть и улыбнулся.
– Мне кое в чем оказывается помощь.
– Это и есть твоя крестьяночка? – Часовой смотрел на Фаун так, словно крестьянские девушки были такой же легендой, как танцующие медведи. – Мари Редвинг решила, что тебя оскопила толпа разъяренных фермеров. Громовержец кипит, твоя мама считает тебя мертвым и обвиняет в этом Мари, а брат жалуется, что в таком гвалте не может работать.
– Ах, – глухим голосом сказал Даг, – значит, отряд Мари добрался быстро?
– Прибыл вчера днем.
– У всех было время побывать дома и посплетничать, как я вижу.
– У озера только о тебе и говорят. Опять. – Часовой прищурился и направил своего коня ближе к путникам, что заставило Копперхеда предостерегающе взвизгнуть, демонстрируя свои плохие манеры. Часовой, как поняла Фаун, пытался получше разглядеть ее левое запястье. – Люди целый день передавали тебе срочные сообщения на случай, если я тебя увижу. Громовержец, Мари, твоя мама, хоть и твердит, что ты погиб, и твой брат – все хотят