.

что по существу ей возразить нечего.

      Чернаков взял протокол, пробежал глазами. Следователь не блефовала: охранник действительно резал правду-матку. То ли сдуру, то ли по неопытности, то ли еще почему. Он пришел в «Планету» не так давно. Возможно, это было его первое задержание. Но все равно – не от сохи парень. Не в поликлинике раньше работал и не в библиотеке. Хотя омоновцев не особо волнуют юридические тонкости, особенно при разгоне демонстраций или футбольных фанов. Маска все стерпит.

      – Чепуха… Мне б такое и в голову не пришло. Кстати, а с этой, как ее, Копытиной, что?

      – Пока ничего… Дежурный следователь возбудил уголовное дело, задержал ее на двое суток.

      – А потом? Арестовал?

      – Она дала подписку о невыезде. Но дело, с учетом открывшихся обстоятельств, будет прекращено. Хочу напомнить, что улики, полученные незаконным путем, являются недопустимыми. Я уже согласовала вопрос с прокурором, завтра вынесу постановление о прекращении.

      – Оценивать допустимость доказательств может только суд.

      – Вы плохо знаете закон.

      Такому повороту Чернаков нисколько не удивился. Картина привычная: девочке проще скинуть дело в архив, чем страдать от писанины, доводя его до суда. Либо Копытина заинтересовала следователя материально. В принципе, цена вопроса не так уж и велика – тысячи две-три «унылых енотов». Но чтобы прекратить дело, нужен хотя бы формальный повод. Вот он и нашелся.

      – Еще один вопрос. Если не тайна следствия, конечно… Ходок[14] у Копытиной сколько?

      – Две… Но это тут совершенно ни при чем.

      – Не сомневаюсь.

      – Материалы в отношении вас и Лемешева я передам в дознание[15]. Не знаю судебную перспективу, но лицензии ваша контора может лишиться запросто.

      Так, интересно… И при чем здесь лицензия? С какого перепоя тебя, красавица розовая, сей вопрос волнует?

      Но спрашивать об этом верного стража закона Чернаков не стал. Сделал вид, что пропустил реплику мимо ушей.

      Наверное, лет пятнадцать назад в подобной ситуации он рванул бы рубаху на груди, забрался на броневик и толкнул обличительную речь. «Что ж вы, шкуры продажные, творите?! Воров на свободу, а нас на нары! Где справедливость? Революция в опасности! Все на баррикады!»

      А сейчас он просто в очередной раз улыбнулся. Раз его прессуют, значит, работу свою он делает справно.

      Маргарита Викторовна записала показания, Чернаков оставил на протоколе автограф и, пожелав успехов в борьбе с мировым злом, покинул следственный отдел. Вернувшись в «Планету», нашел Лемешева.

      – Ну и кто тебя за язык тянул, правдолюб?

      – В смысле? – не пряча взгляда, спокойно переспросил охранник.

      – В смысле допроса.

      – А чё? Как было, так и рассказал. Она ж украла? Украла. Это главное.

      – Юра, ты сколько лет в милиции работал?

      – Много… Два года.

      – Кодекс за это время успел прочитать?