я злоупотребляла несолидной крышей журнала "Мы с вами", не испытывая особых угрызений совести, как и на этот раз. В галерее "Утро века" я спросила ассистентку, красивую женщину средних лет, не бывал ли у них покойный Рыбалов. При том акцентировала, что она-то должна знать, поскольку смерть миллионера и мецената стала главной сенсацией недели.
Искусствовед-смотрительница (звали ее Альбиной, и промелькнула мысль, что в иной жизни мы могли встречаться) легко вспомнила, кто такой Рыбалов, однако от знакомства отреклась, во всяком случае поручилась, что галерея с ним дел не имела, а жаль. Недавний покойник был солидно богат, привлекательно странен и мог всерьёз заинтересоваться соцартом в натуре.
Альбина добавила в процессе беседы, что кроме всего прочего о Рыбалове ходили разговоры в том плане, что он желал видеть социальные перемены менее резкими и искал способы совместить обновление с традициями. Благотворительные акции с его подачи всегда носили характер милости к падшим и взывали к примирению идей и сословий. Перспективный был бы клиент, но, увы, теперь недосягаем. Альбина сообщила напоследок, что о кончине Рыбалова она узнала от меня.
Посещение галереи вошло в персональный перечень под кодом: «Утро-соц. арт-Рыб-0». Уже на улице я вспомнила разговор в песочнице и сообразила, что, скорее всего, младшая Мизинцева ходила служить Альбине сменщицей и добавила в блокнот: «Утро-Миз. дочь-check up». То бишь, следует проверить.
Нельзя было не заметить, даже не заглядывая лишний раз в блокнот, что в моих наблюдениях множественные Мизинцевы прямо-таки доминировали над всеми остальными. Чуть поразмыслив, я отнесла перекос на счёт собственной некомпетентности, а окончательное суждение положила оставить на суд старшего компаньона.
В конце концов от рыбаловского дела мне отщипнули малый кусочек и ждали чёткого исполнения локальных работ, никто не просил вникать в суть дела, тем более ломать голову, на что пойдут добытые сведения. Роль исполнителя меня вполне устраивала, хотя личность недавно покойного Рыбалова неуловимо цепляла. Зачем-то хотелось знать о нём больше, а думать о том, что сгоревший труп принадлежал ему – не хотелось вовсе.
В таких разнонаправленных мыслях я проделала прощальный круг в обход Веерной улицы, посидела на поломанной лавочке в целях дать отдых ногам и двинулась к дому. Даже если бы и хотела, то до конторы на Ленинском я бы не доехала, хоть обещала компаньону принести сведения незамедлительно. По случаю жары приходилось делать доклад по телефону, либо просить Вальку в гости вторично, размышляла я на лавке, а далее по дороге к дому без особого удовольствия. И вот почему.
В последнее время мой возлюбленный Гарик не только сократил частичное проживание на моей территории, но стал выражать некую досаду, когда я занималась делами совместно с Валентином. Отчего-то деятельность в "Аргусе", как по части семейного утешения, так и редкие поручения Валентина, вызывали у утонченного Гарика протест. Ему мнилось