своей особы, значимость которой была прямо пропорциональна способностям.
На этом, пожалуй, моя мудрая мысль и прервалась. Потому что я увидела Германа. Он развязно сидел на неудобном кресле, крепко обняв вчерашнюю вульгарную девицу, которую они называли секс-звездой. Она примостилась у него на коленях и откровенно целовала его в губы. И платье у нее было еще короче, чем вчера, и губы были еще ярче накрашены, и вырез еще больше оголял ее грудь. И Герман, мой Герман, обожающий Тургенева, без ошибок цитирующий Вольтера, взахлеб читающий Лермонтова. Мой Герман, совершенство лица и мыслей. Ненавидящий пошлость и трусость. Мой Герман… В эту минуту мой Герман все крепче и крепче прижимал к себе эту девицу, о которой вчера говорил с таким неподкупным негодованием. И его рука гладила ее колено в черном чулке. И в перерывах между поцелуями он с обожанием вглядывался в это накрашенное восковое лицо. Прикасался к этим накрашенным волосам. И при этом что-то томно шептал. Неужели Вольтера?
Я выскочила из клуба. Я не видела дороги домой. Я плохо помнила, как мама открыла мне дверь. И я, как заученный текст, ей сказала. Мой голос был тверд и решителен.
– Мама, извини, я не буду ужинать, у меня много уроков.
Я настолько хотела остаться одной, я настолько боялась расспросов и лишних слов, что мама ничего не заподозрила.
Я плохо помнила, как закрылась в своей комнате. И уселась в кресло. И так просидела всю ночь, неподвижно, глядя в одну точку. К утру мою боль наконец-то заглушил сон. Проснулась я от настойчивого стука в дверь. Раздался голос брата, такой бодрый, такой веселый, что я поморщилась. Он был некстати.
– Светка, открой, ты что там закрылась.
– Я учу уроки, – вновь этот заученный текст. – У меня скоро экзамены, Игнат. Мне нужно готовится. Пожалуйста, не мешай.
Если бы он увидел меня, он бы все понял, по моему растрепанному виду, по моим кругам под глазами. Если бы он увидел меня, я бы не выдержала и разрыдалась у него на плече. Мне не хотелось рыдать ни на чьем плече. Мне хотелось лишь одного – чтобы оставили меня в покое.
– Ничего не случилось, Светик? – немножко встревоженно спросил он.
– Ничего, – вновь мой заученный текст.
– А как же любовь? – вновь с недоверием.
И я решила окончательно разрушить его оправданную тревогу.
– Ты же меня знаешь, Игнат. Я вполне ответственный человек. И в отличие от тебя умею совмещать чувства с делом.
Игнат окончательно успокоился. В этом он не сомневался.
Мой брат был в очередной раз влюблен. И ему меньше всего хотелось вдаваться в подробности моих чувств и мыслей. Он наверняка торопился в предвкушении предстоящего свидания. Он напевал во весь голос и наконец выскочил за дверь.
Я машинально приблизилась к окну и увидела, как он вновь суматошно обдирает куст сирени, составляя огромный нелепый букет. Он поднял голову на наше окно, словно почувствовал мой взгляд. И я резко отпрянула. И неожиданно успокоилась. Мой веселый