да так, что на другую менять не хочу.
– Но зачем ты живёшь не в доме, а на улице? Не лучше ли быть тебе в тепле, в заботах родных и близких людей?
– Если бы я жил дома, как все люди, за глухими стенами из камня, люди бы меня не замечали, а я – людей. На улице я вижу плохих людей, их много. Они больны головой, их надо лечить любомудрием, иначе – философией; только она излечивает от всех недугов.
– Соглашусь с тобой. Но если ты пёс, то какой породы?
– Я вижу в тебе хорошего философа, если задаёшь подобный вопрос. Не зря молва говорит, что твой наставник Аристотель – лучший преподаватель Академии Платона. Знаю, знаю, как Платон жаловался, что Аристотель часто не соглашался с ним в спорах, брыкал его, как сосунок-жеребенок свою мать.
Сухие глаза Диогена неожиданно заблестели.
– Что же касается моей породы, когда голоден, я мальтийский пёс, а значит, злой, кидаюсь на всех. А когда сыт, я собака молосских* кровей.
Диоген коротко хохотнул:
– Многие её хвалят, а на охоту взять не решаются. Хлопот не оберёшься! Кто хочет общаться со мной, боится неприятностей. Тем живу: кто бросит кусок – тому виляю хвостом, кто не бросит – того облаиваю, а злого человека – и покусаю.
Александр почувствовал себя свободнее, разговор начал интересно складываться. Помимо любопытства у него появилось желание понять смысл такого, казалось, неестественного существования мудрого человека.
– Диоген, из всего, что говорят о тебе, я пока постиг лишь малую часть. А хочется узнать больше, услышав твои слова.
– А что говорят?
Диоген хитро прищурился; по характерным складкам, отобразившимся на сморщенном лице, ему давно известно, что говорят о нём люди. Но, видимо, ему хотелось это услышать от нежданного собеседника.
– Я слышал, что во время пирушки один шутник бросил со стола кости в твою сторону со словами: «А это собаке».
– Не скрою. – Диоген удовлетворённо кашлянул. – Он и остальные гости смеялись. А ты не знаешь, чем закончилась эта история? Я поступил, как собака в подобных случаях. Подошел сзади к шутнику и помочился на его ногу. Он сильно возмущался, а другие смеялись от души.
Диоген задумался, видимо, переживая приятные воспоминания. Александр прервал молчание:
– Позволь спросить, где твой дом?
– А вот! – Философ безразлично махнул рукой в сторону вместительного глиняного кувшина, пифоса*. – Кому-то он в хозяйстве не понадобился из-за трещины. Мои слушатели обнаружили его и притащили сюда. В нём живу.
– Ты называешь его своим жилищем?
– Для собаки конура, для меня – пифос.
– Но впереди зима, будет холодно. В нём нет очага, на чём будешь готовить еду? Как согреться?
– Укроюсь одеялом.
Через широкую горловину сосуда Александр разглядел подстилку из засохших водорослей, ветхий шерстяной плащ с дырами. «На полу» медный светильник с помятыми боками, глиняная чаша.
– А что ест любитель мудрости Диоген? – не отступался Александр.
Диоген не стал отмалчиваться:
– Мышь