и увидел под ним девочку, она была очень юной, еще не полностью развившейся и обнаженной; ее лицо ничего не выражало, а цвет ее волос был мышиным. Он накрыл ее покрывалом и вышел из комнаты.
Он пробрался мимо восточных ваз и драгоценностей, мимо обнаженных восточных принцесс, мимо всех форм земного искушения и решил подняться на следующий этаж. Он выглядел точно так же, как и предыдущие, за исключением того, что пол был не так богато украшен. Там были три или четыре простые деревянные двери. Он вошел в одну из них, и здесь воздух был практически невыносимым, поразительно сладким и насыщенным. Воздух, казалось, был пропитан мятным ликером и обладал похожей консистенцией. Стены были окрашены очень тусклыми, но природными яркими цветами, все было немного не в фокусе и легким, а воздух, казалось, изобиловал миллионами молекул, делающих все возможное, чтобы разделиться.
Источник этой энергии постепенно открылся: одна из четырех стен начала открываться как массивная дверь, через увеличивающуюся трещину стали пробиваться лучи золотистого солнца, пока отверстие не стало приблизительно в метр шириной; затем там показался человек, по крайней мере Нечто, похожее на человека. Но это существо было удивительно высоким и оно излучало своего рода сверхъестественную силу и пылающие лучи жизни и света. Он был в ниспадающем белом платье и шафрановой накидке. Его волосы были собраны, как у Венеры Боттичелли.
По некоторым причинам, возможно потому, что я преподнес этот текст как школьное сочинение (отсюда третье лицо, «он»), я не записал того, что этот странный высокий человек сказал мне. Но с тех пор его слова, как загадка, отзывались эхом в моей голове. Они все еще преследуют меня почти сорок лет спустя. Он сказал: «Я творю твоего двойника». Затем я проснулся.
Я не получил высших оценок ни на одном экзамене, кроме французского языка, и поэтому потерял место, которое мне предложили в Политехникуме Риджент-Стрит в Лондоне, где я должен был изучать фотографию. Моя мать просто обезумела. Внезапно той осенью я оказался свободным от перспективы возвращения к тяжелой работе в еще одном образовательном учреждении. Я по-прежнему мог заниматься фотографией, но без необходимости получать оценки по академической системе, к которой я не испытывал большого уважения. Я решил провести год в путешествиях по Европе, якобы чтобы изучать искусство и культуру, прежде чем возвратиться в Англию и опять держать экзамены, которые были необходимы, чтобы поступить на курс фотографии. Но я приходил в ужас от одной только мысли о дальнейших занятиях в классах и экзаменах. Самая мысль о получении обычной профессии и карьере подавляла меня.
Позже тем летом американский друг моего друга прилетел из Калифорнии и дал мне копию только что опубликованной книги Будь здесь и теперь «Бабы» Рам Дасса. Рам Дасс, ранее известный как Ричард Альперт, был уволен из Гарварда вместе с Тимоти Лири в 1963-м за то, что в ходе экспериментов давал студентам псилоцибин. В 1967-м он отправился в Индию, где жил в течение двух лет с Нимом Кароли Бабой