с Натахой на печку. Кто войдет – бери на мушку. Ежели я замешкаюсь – стреляй. От тебя теперича и её жизнь зависит…
Дверь распахнулась от удара. В дом, толкаясь плечами, влетели три брата – кто с колом, кто с топором – и ринулись внутрь, со свету не разбирая, что к чему в полутемной избе.
Дед Евсей пальнул из нагана в потолок. На резко затормозивших братьев сверху посыпалась труха. Они стояли, хлопали глазами, привыкая к полутьме, и, наконец, разглядели деда, державшего их на мушке, и ещё один черный дульный срез, выглядывающий из-за печной трубы.
– С чем пожаловали, соколики? – почти ласково спросил дед.
Парни сопели, сверля пол взглядами, полными бессильной злобы. Наконец, старший выдавил:
– Твои сучата на нашу мамку порчу напустили. Порешить их надобно, чтоб другим неповадно было.
– А хто про то сказывал? – Дед переводил ствол с одного брата на другого. Ладонь свободной руки тихонько поглаживала лежащую на столе гранату. В наступившей тишине слышно было, как перекатываются по столу ребристые бока смертоносного снаряда.
– Цыганка сказывала…
– Так, может, она сама напустила порчу, сама и сняла. А после с вас, дурней, коня с телегой взяла, да и поминай как звали?
Братья топтались на месте. Боевой пыл при виде настоящего оружия куда-то исчез, и теперь им сильно хотелось побыстрее отсюда смыться. Но гонор и сознание того, что односельчане ждут за дверью «ведьмачьей» крови, не давали просто так взять и уйти.
– Ты, дед, вот что, – решился старший. – Кто там чего наслал, то нам неведомо. Однако, ежели вы сегодня с села не уберетесь, ночью один хрен, не мы, так другие красного петуха вам пустят, помяни мое слово. Так что собирай, Минаич, манатки, забирай своих «ведьмаков», да и катитесь вы отсель подобру-поздорову.
Дед опустил голову. Пистолет качнулся в иссохшей руке, но тут же снова вернулся в прежнее положение.
– Спасибо, соседушки, спасибо на добром слове, – тихо сказал Евсей Минаич. – Спасибо, что выгоняете как собаку из родного дома на старости лет. За то, что на детишек с топорами пошли, да не убили, – и за это земной вам поклон, люди добрые…
Дед встал из-за стола, гордо вскинул голову.
– Будь по-вашему, съедем мы, коли вы последнюю совесть потеряли… А теперь пошли вон, чтоб духу вашего здесь не было…
Братья вышли из дома, и долго ещё гудел народ у избы деда Евсея. Потом люди начали помаленьку расходиться по домам, а Евсей Минаич с Колькой и Натахой собрали нехитрые пожитки, запрягли тощую лошадку и на ночь глядя тронулись в путь в сторону райцентра…
Ставший уже родным, седой как лунь дедушка Евсей рассказывал Ивану, как в райцентре встретили они мужика, чью жену спасла когда-то Наталья, как помог он им перебраться в город, устроиться там на работу, пойти учиться… Как по воле столь нечастого в их жизни счастливого случая перебрались они в Москву, далекую и прекрасную, словно несбыточная мечта. Как у Николая внезапно обострился то ли Божий, то ли дьявольский дар, который потом, через много лет, люди будут называть экстрасенсорным…
Однажды