вязаную кофточку на девичьей груди, и Маша вздохнула так, что Лютый на балконе навострил уши, покосился через стекло на всё это дело, махнул в душе на хозяина лапой и, решив, что он тоже не лыком шит, перелез на соседский балкон, а оттуда сиганул на крышу – знакомиться с персидской кошкой, сбежавшей на время от хозяйской опеки. Долго потом дивился хозяин дорогой животины, откуда у чистопородных детей его ненаглядной Эльвиры такие наглые, кровожадные морды и забавные кисточки на ушах…
Дореволюционная кровать была сработана на совесть, другая давно б уже развалилась от столь бешеного темпа любовной схватки. Маша стонала, закрыв глаза и обхватив руками спину парня. Иван смотрел на её лицо, полуоткрытый рот, разметавшиеся по подушке волосы – и… видел совсем другое…
Что-то животное просыпалось в нём, рождалось в центре мозга, горячей волной разливалось по телу, заставляя его все быстрее двигаться в бешеном ритме. Самый древний инстинкт, сильнее которого лишь голод и страх смерти, швырял его в бездну безумия, рождая в голове неясные образы…
В комнате, кроме них, не было никого. Но в то же время… Почти что закатившееся за крыши близлежащих домов солнце бросало в полуоткрытую балконную дверь последние тусклые лучи, пятная стены дрожащими, причудливыми тенями. Тени шевелились, создавая целый сонм гротескных, странных фигур, которые каким-то непостижимым образом жили и принимали участие в том, что сейчас происходило в комнате. Они тянули к Ивану свои неестественно длинные руки и что-то шептали нараспев расплывчатыми черными ртами.
Иван не понимал слов, но тихий, жуткий лепет бередил душу, будил скрытые желания, в которых порой страшно признаться даже самому себе.
Ему вдруг страшно, до безумия захотелось сделать девушке больно. Он понял, что ему сейчас нужно что-то большее, что отныне истинное, настоящее наслаждение с женщиной он сможет получить лишь тогда, когда это мягкое, податливое тело задёргается в судорогах, предшествующих агонии. Он представил, как его руки ложатся на горло Маши, как он начинает сдавливать его в такт движениям бешеного первобытного ритма, как рвется хрип из передавленного пальцами горла…
«Сделай это, сделай. Ведь так легко протянуть вперед руки и сжать такую тонкую шею, – шептали тени. – Посмотри, как бьется на ней жилка. Ну чего же ты ждешь, человек? Смелее, тебе понравится…»
…Иван вернулся из небытия от пронзительного крика. Кричала Маша, в широко раскрытых голубых глазах плескался ужас. Иван дернулся ещё раз, волна блаженства затопила его, он упал на девушку и как бы со стороны услышал собственное рычание, вместе с воздухом рвущееся из лёгких…
– Господи… О, Господи… – шептала девушка.
– Что с тобой, – прошептал Иван, постепенно возвращаясь в реальность.
– Ваня… У тебя было такое лицо… Тогда, в ресторане, я думала, что мне показалось… Ванечка, ты же не человек… У людей не бывает таких лиц…
– Да ладно тебе, Маш, я самый обыкновенный. Только перемкнуло меня немного, но с тобой это и неудивительно.
– Ты сейчас