мне всего сто девяносто два сантиметра.
Лари вздохнул:
– Удочка! Хорошо, что держишься прямо. Высокие часто сутулятся. Жалко смотреть.
– Макс никогда не был высоким, – напомнил я. – А ходил крючком.
– Чтоб не подумали, будто подражает.
– Кому?
– Тебе, котенок.
– Лари!
– Ты всегда был высоким и красивым.
– Максу незачем было себя стесняться, – вскипел я. – Он с детства был личностью. И моим лучшим другом. И твоим родным сыном, между прочим.
Ослепительно белая голова согласно склонилась.
– Я помню, котенок.
– Он давно не звонил?
– Давно. Чего беспокоишься? Вы же больше не друзья.
– Старые дружбы – темное дело.
Лари негромко хмыкнул:
– Вот именно. Ладно, иди работай.
– Ты уже уходишь?
– Ухожу.
Я выдал напоследок какую-то бессмысленно-жизнерадостную тираду, изо всех сил сдерживая возглас: «Скатертью дорожка!»
Когда его машина отъехала, мне показалось, что в зале стало светлее. Я огляделся. Был час короткого затишья между однообразно суматошным обедом и непредсказуемым ужином. Захотелось сбросить пиджак и закружиться между столиками, вопя от восторга. Но здесь были свои кулисы, и там готовились к выходу на сцену, которая просматривалась с любой точки.
Я только чуть ослабил узел галстука и стал в очередной раз проверять заказы, потому что ликование опустошило мою голову. Свадеб сегодня не было – середина недели. Это радовало. Красивое зрелище условного прощания с невинностью всегда повергало меня в уныние. Моих сил никогда не хватит на то, чтобы дотащить Арину до алтаря. Моя маленькая рысь будет цепляться своими смертоносными когтями за животы собравшихся гостей, и едва наметившаяся совместная дорога станет мокрой и скользкой от крови. Я не хотел этого.
Арина редко наведывалась в наш ресторан, только если у нее случались перерывы в работе, и ей приходилось гнать себя из дома, чтобы не начать новый роман до того, как она остынет от предыдущего. И никогда не проходила в мой кабинет, а усаживалась где-нибудь в уголке зала, спиной к окну, как делают женщины после тридцати. Мне, конечно, тут же докладывали о ее появлении, ведь все официантки знали Арину в лицо. Я подозревал, что они давно обсудили каждый ее волосок, каждую черточку.
Я снимал пиджак, менял галстук на «бабочку», прихватывал поднос и выходил в зал. Роли, которые я исполнял, были разными. Чаще всего мой официант был хамоватым. Вразвалочку подойдя к ее столику, я лениво спрашивал с интонациями уличной торговки:
– Ну? Чего будем заказывать?
– Во-первых, доброе утро, – строго говорила она. Это всегда были утренние часы.
– Кому доброе, а кому… – гнусаво тянул я. – Ну как, любезничать будем или делом заниматься?
Арина хитро щурила зеленые глаза:
– Каким делом?
Я наклонялся и шептал ей на ухо: «Вот этим…» И она бесстыдно целовала меня на глазах у официанток, которые наверняка подглядывали изо всех щелей. Мы оба знали это, но Арине ни до кого не было дела, а я просто шалел, когда она ко мне прикасалась.
Иногда