на коленях Макс и по-детски радостно улыбался. А перед ним в совершенно непринужденной позе развалился Павел и недоуменно, словно он сам не верил в собственное чудесное исцеление, озирался вокруг. Парня осаждали вопросами остальные гребцы, которым не терпелось узнать, как он себя чувствует. Но увидев приближающегося кормщика, они сразу замолчали и обернулись к нему.
– Ты как? – растерянно пробормотал Седой. Ничего другого ему в голову просто не пришло.
Павел пожал плечами:
– Нормально.
И, окончательно добив окружающих, согнул в колене раненую ногу. Седой так и застыл с отвисшей челюстью – в довоенное время должно было пройти, наверное, не меньше месяца, чтобы больной с такой травмой смог сделать нечто подобное.
Неизвестно, сколько бы еще продолжалась эта немая сцена, если бы Ванойта не нарушил общее молчание:
– Нужно уходить. Скорее. Пока еще можно.
Неуместная болтовня старика обычно раздражала Седого, но сейчас он, наоборот, почувствовал облегчение. Сам того не ведая, Ванойта снял с него внезапно навалившийся груз. И не только с него.
– Да-да, надо скорее возвращаться на Заставу, – поддержал старика Макс. Его слова окончательно вывели Седого из оцепенения.
– Разделать добычу и погрузить в лодку! Все за работу! Живо! Отплытие по готовности!
Привычное дело, четкие и ясные команды вернули ему потерянную уверенность. Ну, или почти вернули.
Пашка готов бы взяться за разделку добычи вместе со всеми, и только категоричный запрет Максима удержал его от этого. Однако он не успокоился и, когда тушу моржа разрубили на куски и по частям загрузили в лодку, неожиданно предложил осмотреть виднеющиеся вдали постройки, до которых пешком пришлось бы добираться, наверное, четверть часа, а то и больше. И это здоровому человеку, а не Пашке с его покалеченной ногой! Но тут уж вмешался Ванойта, заявивший, что они и так потеряли непозволительно много времени в этом, как он выразился, «холодном месте». Против никто ничего не имел, так как всем хотелось поскорее вернуться на Заставу.
Бушевавший накануне шторм за ночь утих, сменившись вполне умеренным ветром, позволившим снова поставить парус. Больше всего этому обрадовались гребцы, которых поднятый парус избавлял от утомительного труда. Что касается Макса, то он чувствовал в себе силы грести до самой Заставы. После чудесного, по-другому не скажешь, спасения лучшего друга, он был готов и не на такие подвиги. И хотя о полном выздоровлении Пашки говорить было, конечно, рано – он все еще выглядел очень бледным, а разбухшая и потемневшая от засохшей крови повязка на его ноге вообще вызывала ужас, – Макс не мог не отметить, что ему стало заметно лучше.
Расположившись на месте зверобоя, которое уступил ему Максим, Пашка задумчиво смотрел на удаляющийся берег. Макс тоже обернулся назад, но не заметил штольни-пещеры, в которой они провели ночь. Ту часть сопки, где располагался вход в пещеру, заслонял скалистый утес. Как же Седой накануне смог ее разглядеть?
Он