оператор с огромной камерой на подставке, подбежит симпатичная девушка и, улыбаясь, скажет:
– Улыбайтесь, вас снимала «Скрытая камера».
Оператор не выехал, девушка не улыбнулась, а Виктор Николаевич смотрел на меня строго, правой рукой что-то доставая из кармана пиджака.
Я молчал, наблюдая за его действиями. Он протянул кулак и разжал его прямо перед моим носом – на ладони лежал ключ. Маленький такой ключик. То ли от большого чемодана, то ли от какого-то ящика. Я непонимающе посмотрел на него.
– Здесь все: деньги, которыми ты можешь воспользоваться по своему усмотрению и кое-что еще, из-за чего… – он замялся, оценивающе глядя на меня, словно до сих пор не был уверен в правильности своего решения. – Если тебе не удастся сделать то, о чем я попрошу, тогда воспользуйся ключом. Но об этом потом. Сначала дело.
Я чувствовал себя Алисой в Зазеркалье.
– Что за дело, Виктор Николаевич? И потом, если вас должны убить, не лучше ли перейти ко мне и там спокойно все обсудить? – Мне почему-то казалось, что «манечка» преследования, вдруг обнаружившаяся в спокойном доселе человеке, может утихнуть в незнакомой обстановке, и добавил:
– Железная дверь, замки иностранные. А если что, мы полицию вызовем, я вот только что звонил знакомому инспектору… – Помялся, вспомнив, что Миша так и не ответил на мои звонки, и продолжил: – Можно набрать ему, а он подскажет, что делать.
Я сам обалдел от своей тирады, но Николаевич, похоже, тоже что-то такое услышал в ней и вроде какая-то надежда мелькнула в его глазах. Мелькнула и погасла. Он опустил голову и сказал:
– Нет, я не могу. Я дал слово, и от этого зависит судьба и жизнь моей бывшей семьи.
Я засомневался, что бодрствую. Захотелось ущипнуть себя, но сделать это незаметно не удалось бы, поэтому оставил эту затею.
– У нас не принято трогать семьи агентов, тем более бывшие, но сейчас не тот случай. Эти люди пойдут на все, чтобы добраться до диска.
Та-ак, до диска, значит! Никогда не говори никогда! Так кажется, назывался один фильм из Бондианы? Черт! Беседы с Катей не прошли даром. Мысль, невзирая на всю серьезность происходящего, вновь скользнула к Кэт. Вот же, понимаешь! Катается, небось, на моем мотоцикле с каким-нибудь плейбоем. И еще снимает на мой телефон, как он раздевается! Она и меня снимала, хоть мне это и не нравилось. А когда я хотел запечатлеть ее в душе, поднялся такой крик, что успокоить ее оказалось весьма затруднительным делом. Кэт вообще была истеричной особой…
– Я должен отдать им одну вещь, и тогда, возможно, меня не тронут. Но я слишком глубоко копнул и боюсь, шансов нет, – голос Виктора Николаевича звучал словно издалека.
Я вернулся из личных переживаний и вновь прислушался к безумным речам полковника секретных войск. Он протягивал мне мобильник, который я взял из его рук, с некоторым удивлением разглядывая незнакомую мне модель.
– Ты уйдешь сейчас к себе и не выйдешь оттуда до утра, пока люди не пойдут на работу. Выйдешь с кем-нибудь