оставила мне внука. Все бы, ничего, воспитал бы не хуже других, да только чувствую, как силы меня оставляют. Совсем уж я старик стал, голова, слава Богу, не жалуюсь, а вот ноги подводят, да сердце шалит. Умирать не страшно, душа у меня не загажена, но Егорка один остается. Чувствую потрепанным своим сердцем, что Настя моя уже не вернется. Вот и пишу тебе с просьбой, не оставляй Егора! Возьми в свой дом, воспитай, как когда-то я тебя воспитывал. Такова будет к тебе моя последняя просьба. Храни тебя Господь!
Письмо это пишу вместе с завещанием. Распорядился доставить его сразу по моей кончине».
Дочитав письмо, Петр Иванович опустил голову и закрыл глаза рукой. Все домочадцы прекратили разговоры и обернули к нему свой взгляд, даже дети остановили игру. Но никто не решался спросить Петра Ивановича о письме, пока тот сам не обратился к супруге:
– Оля, распорядись собрать мои вещи, я еду в Москву, – и немного помолчав, добавил. – Да, и пусть подготовят еще одну детскую.
– Надолго? – робко спросила Ольга Андреевна.
Вонзив в жену свой строгий взгляд, Петр Иванович ответил не терпящим возражения тоном:
– Навсегда!
Глава 8.
Утреннее солнце ярким светом озарило улицы Воронежа. Распустившиеся кисти сирени наполнили своим ароматом каждую улочку и каждый бульвар. После долгой, холодной зимы, во всей империи восторжествовала весна. Яркая, пестрая, цветущая она наполняла сердца и души людей теплом, светом и самой чистой любовью к окружающему миру.
Под этим теплым, весенним солнцем и проснулся Воронеж. Выехали на проспекты экипажи, забегали от торговых лавок к хозяйским домам кухарки, вышли на улицы торговцы газетами, разнося свежую прессу, освещающую последние новости.
– Цусимское сражение! Полный разгром второй эскадры Тихоокеанского флота! – громко кричали они.
– Вот те новость,– разочарованно произнес Тишка Попов, кучер Митрофана Спиридоновича Мищенко.
– Да, кум, видать просрем войну эту. А ведь сколь убытков за энтот год из-за нее понесли, сказать жутко, – ответил маленький чернявый Архип Гуляев.
– А, видать поиздержался Митрофан Спиридоныч, раз к хозяину моему пожаловал, – продолжил он. – Сколько лет сюды глаз не казывал и вдруг на тебе. А, что Тишка, так глядишь и пойдет по миру Митрофан, а то и Сенявина за собой потянет?
– Ты, кум, кубыть Митрофана Спиридоныча не знаешь, война кончится, он еще более прежнего наживет, – ответил Тишка.
– Наживет, сукин сын, – вскипел Архип. – Нашим горбом он наживет! Сам из мужиков вышел, а труд мужицкий не в грош не ставит. Вот ты сколь годков пашешь на упыря энтого с утра до ночи, и ничего не нажил, а ему все мало, еще девку свою малую на тебя повесил, а ведь ты только свого дитя схоронил.
– Будет тебе, кум. Куды деваться, коль Златка его такая взгальная, да я и сам к ней уж дюже привязался. Бывает, работаю на базу, а она сядет рядом, да так и глядит на работу мою, глаз не отводя. Василиса глянет, да только руками разведет.
– Дурак,