и великодушным, что его канонизировали и стали называть просто Ди, что в древнекитайской религии означало верховное божество. Сходство между китайским пантеоном и аббревиатурой программы, родившейся в бюрократических дебрях, казалось неслучайным. «Ди» первоначально означало для китайцев жертвоприношение, а позднее стало названием главного божества, которому и приносили жертву. Жертвоприношение практиковалось в Китае достаточно широко. В среднем каждая жертвенная церемония уносила жизни пятидесяти человек. В эпоху Шан существовало два основных вида человеческих жертвоприношений: «реншенг» и «ренсун». В «ренсун» обычно вместе с богатым аристократом живьем закапывали его слуг и бедных родственников. А в «реншенг» слуги одновременно были жертвами предсказаний, чрезвычайно востребованными царями.
Вставал, бывало, один из таких царей утром, выходил на балкон, попивая сладкий чай, и задумывался, а не поехать ли ему в соседнюю провинцию с государственным визитом. Возникал резонный вопрос: а будет ли этот визит выгодным? Сразу же вызывался предсказатель, который грамотно составлял вопрос божеству Ди. Вопрос, нацарапанный на лопаточной кости быка, звучал примерно так: «Если его величество умертвит тринадцать жертвенных людей способом «фа», будет ли его визит в провинцию Ци успешным?» Потом предсказатель грел панцирь на огне, пока вокруг вопроса не появлялись трещины, и читал ответ, который почти всегда был утвердительным, потому как правителю надо было куда-то ехать. Не сидеть же на месте. Да и содержать много жертвенных людей было невыгодно. Уточнялись лишь некоторые нюансы. Предсказатель говорил, что людей нужно убить не способом «фа», а способом «тан». Тогда поездка будет еще удачнее. Вот такое доброе божество Ди было у китайцев. Наше «ДИ» тоже было добрым проектом. И главная задача заключалась в том, чтобы он не превратился в массовое жертвоприношение умалишенных обществу.
Chapitre 2 – Experte
Старший инспектор убойного отдела Рома Рябкин с любопытством наблюдал за неспешными действиями эксперта судебно-психиатрической комиссии. Эксперт был грузным человеком лет пятидесяти с плоским невыразительным восточным лицом. Но у него было необычное «фио» – Пахтакор Айтуганович Голенищев. Рябкин сразу же записал «фио» в блокнот для допросов. Голенищев достал из черного кожаного портфеля ноутбук и подключил блок питания к розетке. Потом он вынул из кармана продолговатый футляр, достал из него очки в роговой оправе, подышал на них и стал медленно протирать стекла платком.
Рябкин откашлялся.
– Пахтакор Айтуганович, я вам уже говорил, что начальство решило провести предварительное освидетельствование, – слишком громко сказал он. – Дело в том, что у нас возникли сомнения насчет вменяемости обвиняемого, да и сам он постоянно требует врачей… – Рябкин потеребил уголок папки с материалами дела. – Будь моя воля, я бы его без зазрений совести расстрелял! – сказал он тихо, будто себе. – Но согласно процедуре