в голове события последних двух лет, Максим никак не мог найти причин у мироздания быть недовольным им. Не воровал, не хамил, не ругался, пил не больше, чем остальные – по большим праздникам и торжествам, не сквернословил (не особо, по крайней мере). Вроде бы не за что, а все же с ним происходило нечто странное, вселяющее как минимум здоровое непонимание: третий раз за день ему на глаза попадался какой-то оборванный араб.
Нет, сначала он, конечно, не обратил на него особого внимания. Мало ли какой чудик поднял в кинотеатре шум, так что пришлось прервать сеанс. Максим заглянул в кинотеатр по делу. Там их фирма монтировала систему пожарной безопасности, а тут этот оборванец вскочил с кресла и, подвывая от ужаса, заметался меж кресел. Да еще сработала система, включенная в тестовом режиме, к которой ушлый монтер уже успел прикрутить динамики, не сказав об этом никому. Так в кинотеатре такое началось!.. Максим, разумеется, получил нагоняй от шефа, не сильный, но все равно обидно – ведь ни за что же по большому счету!
Потом этот же араб встретился ему по дороге в аэропорт. Надо же такому случиться, что Максим подсел в автобусе именно к нему. Нервным араб сидел сжавшись на своем месте и круглыми, словно плошки, глазами наблюдавшим за проносящимся мимо него пейзажем среднерусской равнины. А потом Максим задремал, и араб куда-то незаметно слинял. Может, где на остановке по дороге сошел? Главное, что ничего у Максима не пропало. Все вещи оказались на месте, и деньги в кармане, и документы с билетом тоже. Но переволновался Максим изрядно, хлопая себя по карманам ветровки и перебирая содержимое сумки.
А тут еще оказалось, что и в самолете их места рядом. Бледный, донельзя напуганный житель востока в рваной заношенной одежонке и засаленной тюбетейке на лысой голове (и как таких в самолет только пускают! Хотя иностранцам у нас, как известно, везде почет и зеленый свет) оглядывал салон самолета словно диво какое, будто не верил своим глазам, ковырял обшивку грязным обкусанным ногтем, скребся в стекло и все дергал и дергал привязной ремень. А когда начали взлетать, так араб и вовсе сошел с лица и устроил настоящую истерику, а потом – хлоп! – и нет его. Вот сидел только что рядом с Максимом, распространяя вокруг себя удушающую аромат потного тела и старой кожаной обуви с сопутствующим ей амбре, а стоило Максиму отвернуться на секунду – пропал, будто его и не было.
Максим, ничего не понимая, ощупал пустое кресло рядом с собой, даже все еще застегнутый ремень зачем-то подергал. А потом вызвал стюардессу и путано объяснил ей о пропаже человека, виновато и очень смущенно улыбаясь при этом, только бы его не сочли умалишенным. Все оказалось гораздо хуже, чем он полагал: лучше бы бортпроводница решила, будто он не в своем уме, мило, понимающе улыбнулась, предложив воды, и удалилась к себе. Так ведь нет! Она доложила обо всем командиру, поднялась тихая паника. Ведь и проводница хорошо запомнила этого странного типа арабской наружности, особенно его запах. Но обнаружить беглого пассажира в самолете не удалось: не было его