в этой самой Американской Кинологической Церкви.
Немного подумав и поколебавшись между решениями «за и против», подсознательно чувствуя, что женская интуиция Эльвиры в данном случае не подводит ее, я решил все-таки съездить, чтобы не обидеть старых университетских товарищей, да и лишний шанс не потратиться на обед (могу повториться, что, как и большинство младших редакторов, жил я небогато) сыграл не последнюю роль в том, что я, в конце-концов, попал на настоящие собачьи похороны.
Пока! – нарочито легкомысленно подмигнул я Эльке и перед тем, как закрыть дверь с той стороны, повторил: Вернусь часа в три.
Оставьте хоть телефон этой квартиры, куда вы столь безрассудно отправились?! – умоляюще крикнула она напоследок, но я упрямо сделал вид, что не расслышал ее, плотно прикрывая за собой дверь.
И я уже не мог слышать, как она, оставшись одна, с каменным выражением лица едва слышно прошептала:
Вам никогда не вернуться оттуда, мой любимый Константин Сергеевич…
Когда я вышел из троллейбуса на нужной мне остановке, небо окончательно оказалось закутанным темно-серыми тучами, но желанным прохладным дождиком, способным разогнать или хотя бы немного умерить страшную духоту, оно все никак не могло разродиться. Моя рубашка и брюки из легкой ткани насквозь пропитались потом и чувствовал я себя, подходя к дому, где проживали Толя и Ира, весьма прескверно, если не сказать более.
Еще издалека я заметил, что возле их подъезда скучковалось десятка полтора легковых автомобилей, пара автобусов и толпились какие-то непразднично одетые люди – человек двадцать-тридцать. Людей, собравшихся на похороны в общем-то всегда можно безошибочно отличить по некоторым специфическим признакам от, скажем, тех, кто пришел от души повеселиться на свадьбе или на именинах. И данный случай не представлял никакого исключения, но… Подойдя поближе, я, и сам не понял почему, но сразу почувствовал, даже если бы и не знал куда иду, что здесь хоронят именно собаку, а не провожают в последний путь человека. Незримая аура своеобразной атмосферы любых похорон в данном конкретном случае несла на себе уродливую печать явной мелкотравчатости и противоестественности происходящего.
После посетившего меня откровения, на душе моей сделалось просто невыносимо гнусно и отвратительно (если пользоваться расхожими фразеологическими оборотами), но вернуться я, к величайшему своему сожалению, уже не мог, так как подошел к самому подъезду, одну из квартир которого, опять же образно выражаясь, посетило неожиданное горе. И я не особенно гордился констатацией того факта, что упрямо продолжать путь навстречу экзотической церемонии меня заставляло банальное мужское самолюбие, а не человеколюбивое желание разделить это уродливое горе со своими старыми осиротевшими, как им искренне казалось, друзьями.
Среди машин, припаркованных рядом с подъездом, я не без легкого удивления заметил микроавтобус, принадлежавший государственному каналу областного телевидения,