эти события? Ждан даже слушать его дальше не хотел, он словно одержимый адской песней, покраснел и, как зомби-мутанта перед собой лицезрел, но с идеально белыми зубами. Он Закира просто не считал человеком – торчать в такой ловушке неделю и ещё восхищаться этим!
Однако Гаяне, как и Ждан, который стоял в бешенстве, рассчитывали именно на то, что Закир найдёт выход из этого неведомого пространственного тупика в виде магазина без окон и дверей при их наличии. Почему? Потому что больше никто их них для этой задачи просто не кандидат, даже Гаяне поддалась волнению и ощущала страх сквозь полную беспомощность и тупость, словно бы рассудка и самоконтроля лишилась.
Она ещё немножко подождала, но все было тихо – лишь Ждан все стоял с осколком в руке весь красный от злости. Немного спустя послышался скрип колёс и гул голосов с улицы сквозь некую жестокую усмешку и восхищением обстоятельствами, которые возникли здесь, между людьми. Их было много и все говорили наперебой, беспорядочно и оживлённо.
Что они обсуждали? Они обсуждали общественные проблемы – недостаток производства в стране, маленькую зарплату, отсутствие фантазии и нежелание учиться чему-либо у молодого поколения и никто, ни один их них не захотел зайти в этот магазин…
О чём думала Виолетта в тех обстоятельствах, танцуя в агонии, словно сама смерть под мелодию скрипки и пианино? О чём думала Виолетта, покончившая со своей единственной жизнью в больнице? Они думали о разных вещах, но мыслили об одном и том же человеке, который этим днём, неведомо где, споткнулся, упал и умер. Искусственный кибернетический разум системы зафиксировал смерть одно из инициаторов и забил тревогу, вычисляя всех, кто имел с ним любую психическую связь, уничтожая всех, считая к этому причастными. Все ощутили из этой странной пустоты опасность, надежду и этот маленький шанс в порыве радости приключению на пути своего выживания.
Айрат Мухаметов Эрикович в тюремном заточении был погружен в мысли и мечты о воле вольной. Он был одержим этой мечтой, как диктатор одержим этой спасительной нитью к осуществлению своей жестокой идеи, он силой ухватился за это и был в этом даже чем-то прекрасен, так как не потерял надежду, будучи в этих серых стенах за решёткой, где лишь воняло затхлостью и человеческими выделениями, тем не менее, и он и сокамерники не акцентировали на том внимания, так как не куда им от этого деться. Однако при малейшем порыве осуществить эту мечту он испытывал ощущение сильнее самой страшной эмоциональной агонии, потому что терпение его душило, выплёскивая словно кровь из кожных пор в открытое пространство – настолько он жаждал и желал лишь одного, свободы, свободы и только свободы. Иногда его мучила совесть, чувство вины, но как он не пытался хотя бы признать себя виноватым, он вспоминал страх при попытке сдержать себя от преступления и осознавал, что он не может себе даже доказать, что по собственной воле это сделал. Он не мог доказать, что сам это совершил! Не мог! Но что теперь на воле