Учись поведению у старших братьев. Посмотри, как Юра себя ведёт.
– Так он не ест. И Толька не ест.
Пристыженный Толя молча тыкал вилкой в кусок пирога, боясь взглянуть на невесту.
– Вот ты, сына, жениться решил, а как же учёба? – решила зайти с другой стороны Любовь Филипповна. – Бросишь? Или как?
– Не брошу, – буркнул Анатолий. – Закончу техникум, работать пойду и в институт поступлю. Заочно.
– Ого! – насмешливо среагировала мать. – А дети пойдут? Не до учёбы будет. Пелёнки начнутся. Крик, плач, принеси, подай, постирай, погуляй.
– Но вы же справились… – вскинула голову Женя, – … одна.
Сказанная фраза могла прозвучать, как комплимент, или хотя бы, как примирение, но скрыть в интонации вызов не получилось, да Женя особенно и не старалась. Гордость мешала. Не такого приёма она ожидала. Подумаешь, героиня. Одна детей вырастила. Её мать тоже вырастила их троих. И что? Подумаешь, семеро? Так ведь она столько и не собирается. Подумаешь, хозяйство вела? Так ведь не работала, да и дети, наверняка, помогали. А она не собирается у мужа на шее сидеть. Она со школы работает. И учиться тоже пойдёт. И всего добьётся. Обязательно добьётся. Она ещё докажет им всем…
А в это время в маленькой комнатке, провалившись задом в панцирную сетку кровати у стены, завешенной ковриком с оленями, сидит девушка. Рядом, впритык с кроватью, дубовый стол, застеленный голубой клеёнкой. На столе в тарелке кусок пирога, рядом чашка с крепким чаем. Девушка кромсает пирог толстыми сардельками пальцев, а искромсав, собирает полученные оторвыши в ладошку, долго смотрит на бесформенные кусочки с вываливающейся картошкой, тычет обрубком ногтя в чёрные точки. Люся не любит перец, но чёрных точек много. Ноготь скоблит картофельные кубики, оставляя рыхлое крошево под миллиметровой полоской рогового обгрызка. Люся нервно швыряет содержимое ладошки на пол и хватается рукой за голову.
Голова девушки похожа на футбольный мяч. Выбритая налысо, она уже успела немного обрасти, отчего стали явственней выделяться проплешины. Люся пробует ухватить толстыми пальцами хотя бы клочок, но сбритые неделю назад волосы ещё не достигли той длины, которая бы позволила это сделать.
Люся хочет встать, хватается за стол руками, стараясь вытянуть отяжелевшее от жира тело из панцирной ямы, но сетка не отпускает. Стол наваливается на Люсю и чашка с горячим чаем, падая, проливает кипяток ей на грудь.
– Ммм… – гулко мычит Люся от боли. – Ммм…
Чашка скатывается с клеёнки и с глухим стуком падает на домотканый коврик, следом на неё падает тарелка с пирогом. Звон разбившейся тарелки сливается с монотонным «ммм…». Через секунду дверь открывается и на пороге появляется Любовь Филипповна.
– Люся, ну что такое?
– Ммм, – Люся раскачивается в панцирной сетке. Вперёд-назад, вперёд-назад. Наконец с очередным толчком ей удаётся подняться. Грузное тело в широком сером бесформенном