свитер.
– С праздником, – сказала Клара.
– Зачем?
Она стояла на фоне окна, сияющего майской голубизной, – стройная, мило очкастенькая, печальная.
– Не бойтесь, это недорого, я сама связала… Давайте погуляем… Погода хорошая, праздник… Я вас долго не задержу.
Второго мая, на дежурстве, между вызовами, Звягин играл в шахматы на двух досках – с Гришей и Джахадзе. Гриша продул быстро и пошел на кухню жарить бифштексы и накрывать стол.
– С хорошей девушкой ты вчера гулял по Петроградской, – по-свойски одобрил Джахадзе, зевая белого слона.
– У каждого свое хобби, – улыбнулся Звягин. – Шах.
Явился Гриша, делая метрдотельский приглашающий жест, но вместо формулы: «Пожалуйте к столу» врубился селектор:
– Десять тридцать два, на выезд. Черная речка, падение с высоты.
– Мат, – объявил Звягин, вставая. – Если до возвращения кто съест мое мясо, пусть пеняет на себя – растерзаю.
Спустился по лестнице и пошел к машине – прямой, беспечный, легко обогнав Гришу своей внешне медлительной походкой.
…В августе, вернувшись с семьей из отпуска, Звягин достал из почтового ящика два письма от Клары.
«…Здесь так чудесно, море, солнце, рядом виноградники, ем виноград корзинами и толстею… волосы растут так быстро… народ замечательный, столько интересного… сделала штангу из ручки лопаты и мешков с песком… неужели это все правда…
Помните, вы говорили, что у меня “царапучее имя”? Ну, так уж если быть другим человеком, пусть я буду не Кларой, а Клавой, – подумаешь, всего одна буква. Приеду обратно – сменю паспорт, и дело с концом. Это, конечно, смешно, но у меня такое чувство, будто прежнее имя не имеет отношения ко мне нынешней…
И вообще за мной тут один ухаживает, но пока не знаю…»
«…Не бойтесь, я не собираюсь ни о чем таком личном вам писать, но мысленно я часто с вами разговариваю. Я перебираю прошедший год день за днем, вспоминаю вновь и вновь, переживаю, радуюсь и немножко грущу от того, что это все уже позади, навсегда, и никогда больше не повторится. Мне нечем с вами сквитаться, нечем отблагодарить, что я вам?.. Мысленно я говорю вам то, чего никогда не посмею сказать наяву, – и вы отвечаете мне то, чего никогда не ответите… И я спрашиваю вас: “Леонид Борисович, на что я вам сдалась? Почему вы подошли ко мне тогда, зачем возились со мной?” И вы отвечаете – я знаю, что так:
“Каждый порой мечтает о том, чтобы кто-то, сильный, умный и добрый, пришел на помощь в тяжелый час. Чтобы он понял твою душу, утешил горести, сказал, что все исправимо, – и исправил. Чтобы он был надежный и всемогущий, и с ним стало исполнимо и просто все, о чем мечтаешь. Чтобы он заряжал безграничной энергией, неколебимой верой, которых так не хватает человеку в борьбе с судьбой. Потому что все в жизни возможно, просто не хватает сил, или храбрости, или денег, или знания, или желания, или здоровья, и самому иногда не справиться.
Каждый мечтает порой о таком чуде. О везении. О помощи. О понимании. О всесильном и любящем друге-покровителе, который рассеет