«почему?» сводил с ума. Почему она не хочет с ним разговаривать? Почему?
Макс хватал и снова отшвыривал трубку, наконец, написал сообщение: «Талли, что происходит? Ты не хочешь со мной разговаривать?».
Трубка слабо звякнула, проинформировав: «Сообщение не было доставлено…»
…Эдик Крупенин, педагоги, дети, няни, повар, медсестра, сторож – были опрошены все.
Из отдельных бесхитростных свидетельств складывалась даже не трагедия, а просто – жуть.
Семилетнего Эдика Крупенина изнасиловали в туалете два старшеклассника – четырнадцатилетний Роман и тринадцатилетний Александр.
Малолетки с порочными лицами блеяли что-то о согласии Эдика, в пустых глазах не просматривалось ничего, кроме животных рефлексов.
После контактов с подростками Талли не могла отделаться от навязчивого желания часто и подолгу мыть руки.
От всей этой истории тошнило, будто она каждый день на завтрак съедала кусок несвежей колбасы.
Тошнота из желудка поднималась в голову и парализовала мозг.
О матери Эдика Талли не могла думать иначе, как непечатным текстом.
Сознание, что именно она обрекла сына на весь этот ад, доводило до исступления. Где носит эту дуру, эту шваль, эту биксу подзаборную? Какая замечательная у нее жизнь – в неведении. Стерилизовать таких надо. А еще лучше – за волосы и в костер.
Соратницам по борьбе было легче: дома их ждали дети – обожаемые существа, которые на фоне бесприютного сиротства выглядели баловнями судьбы.
Талли же сама была несчастлива и никого не сделала счастливым, и собственное одиночество вступило в химическую реакцию с одиночеством Эдика Крупенина и породило беспросветный мрак.
Днем Талли еще как-то справлялась с собой, но ночью…
Как только в номере гас свет, бесы принимались за дело, нашептывали о безысходности и невозможности изменить ход вещей.
Звонок Макса пришелся на третий день, когда Талли уже преследовали ощущения в духе хоррор: ей стало казаться, что мерзость двух человеческих детенышей вселилась в нее и пожирает изнутри.
– Я написал сценарий, – сообщил ликующий голос.
Слова до такой степени выпадали из контекста последних событий, что показались незнакомыми. «Что? – пронеслось в голове, – какой еще сценарий? О чем это он?».
Ликование на другом конце провода продолжилось:
– Это только первая серия. По плану будет двенадцать. Хочешь, я пришлю тебе, почитаешь?
Вот оно что! Сценарист-надомник приглашает разделить с ним радость творца!
Эгоистичное, жалкое существо. Такие не имеют понятия, каково это – оказаться парией в семь лет. Таким все безразлично, кроме собственных ничтожных переживаний, не стоящих выеденного яйца. Он будет носиться со своими никому не нужными идеями, со своей никому не нужной любовью, с собой. Мужчины. Сильный пол. Защитники. Тьфу!
Талли стиснула челюсть, чтобы не заорать, не затопать ногами, не запустить в стену графин, олицетворяющий гостиничный уют.
Ничего этого она не сделала.
– Я