вышел стремительно, без оглядки.
– Ну что? Гроза пронеслась? – весело спросил Леонид, потирая щеку. – Здорово он мне влепил! Впрочем, я знал, что он на это способен. А теперь, дети мои, давайте выпьем, а то у меня от всех этих переживаний во рту пересохло.
И с довольным видом подставил рюмку.
– Ты увлекаешься кельтской мифологией? – спросила Нора.
Рассказ о битве при Маг Туиред не шел у нее из головы.
– Можно и так сказать.
– Почему именно кельтской?
– Не знаю. – Леонид озадаченно нахмурился. – Выбор мифологии, или религии, или женщины делается не на уровне сознания. Это подпороговые вещи, понимаешь?
– Не очень.
– Ну вот смотри, если мы любим, то ведь никогда не знаем за что. Если же знаем, то это симпатия, влечение, уважение, вожделение, словом, все что угодно, только не любовь. – Он помолчал, глядя на нее в упор, как делают дети и дикари. – Ты уже побывала на на Большом Заяцком острове?
– Нет. Лера обещала меня отвезти, но у нее столько дел…
– Я отвезу тебя, – вызвался Герман.
– Правда? – Ее бедное сердце так застучало, что она даже испугалась, вдруг мальчишка заметит… разве что спиртное, которое он успел в себя залить, отразится на его наблюдательности. – Спасибо. Там действительно есть что посмотреть?
– Ну, хотя бы знаменитые лабиринты, возведенные неизвестным народом, – он слегка подмигнул ей левым глазом, – есть мнение, что древними кельтами. У тех, кто отваживается вступить в лабиринт, происходит выравнивание всех функций организма. Нормализуется давление, ощущается прилив сил и так далее. Известны случаи исцеления женщин от бесплодия.
– А наоборот?
– От плодовитости?.. O tempora! O mores![3]
Они хороводились до половины двенадцатого, пока наконец Леонид не объявил, что это уже перебор. Он не слишком много выпил, но страшно устал от разговоров, от эмоций, от телодвижений, словом, от всего того, чего был лишен последние несколько дней. Нора и Лера отправились мыть рюмки, Герман же довел возмутителя спокойствия до кровати, а сам вышел на крыльцо покурить. Там все трое опять и встретились.
– Так ты остаешься здесь? – спросила Лера, зевая.
Герман щелкнул зажигалкой, маленькое пламя эффектно подсветило его лицо.
– А что может мне помешать?
– Например, я, – с этими словами доктор Шадрин выступил из серебристого тумана, который летом заменял здесь ночную тьму, и улыбнулся злодейской улыбкой.
Минуту они молча смотрели друг другу в глаза.
– Как же ты это сделаешь?
– Очень просто. Возьму за руку и отведу в Барак.
– Возьмешь за руку, – насмешливо повторил Герман, глядя на него сверху вниз.
– Именно, – подтвердил Аркадий.
– Присутствие дам тебя не смутит? Может быть, даже вдохновит? Если получишь удовольствие, док, то скажи об этом, договорились?
Любуясь Германом, его утонченной дерзостью – дерзостью аристократа, – Нора одновременно восхищалась