поймали…того человека. Всё кончено. Его сейчас допрашивают. Он расскажет. Он…злится.
– Нет.
– Лучше, если ты расскажешь первый. Для тебя лучше.
– Нет.
– Всё уже кончено, пап. Прости.
Родион ожидал, что отец бросится на стекло, попробует перегрызть запястье в наручнике, вырваться отсюда, сделать хоть что-то, но он остался сидеть, и из окошка для звука доносилось только тихое:
– Нет. Нет, нет. Нет. Нет.
А потом он засмеялся, спокойно и почти беззвучно, прислонившись лбом к стеклу. Родион беспомощно наблюдал, как за его спиной появляются два других пятна, как оттаскивают от окна, и как отец, в отличие от прошлого раза, совершенно не сопротивляясь, позволяет себя увести. Лишь после этого мальчик решился снова надеть очки и взглянул на пустой стул за стеклом. Он всё сделал. Он солгал отцу. Теперь дело за ФГК, а они точно доведут дело до конца. Морозова доведет. За пять лет Родион сталкивался с разными людьми, ведущими дело его отца, но именно эта женщина казалась той, кто не отступится.
Папе больше нечего скрывать. Скоро Родион будет свободен, а тот человек…
Родион не ненавидел его, нет. В конце концов, когда-то их связывало большее, чем смутные воспоминания и годы, потраченные на поиски, но сейчас мальчик помнил слишком мало. Ни лица, ни имени, ни каких-то запоминающихся черт, только знание – человек не плохой, но он ушёл. Испугался. Сбежал десять лет назад. Всё это время отец мучился за двоих, а ведь срок могли бы разделить пополам! Нет, если и сидеть за решеткой, то вместе. Папа мог не считать так, но Родион сам знал, что для него лучше. Правительство знало. Церковь знала. Они всегда знают лучше простых людей, рабов Божьих.
Родион думал, что его быстро отпустят, но прошло не меньше часа прежде, чем Морозова снова вышла в коридор. Выглядела эта холодная женщина более чем недовольно, и от её уничтожающего взгляда Родиону захотелось спрятаться за учебником Слова Божьего, который он безрезультатно муштровал.
– Он требует разговор с тобой, – слова сочились ядом, будто в происходящем была вина Родиона, – Говорит, что иначе вообще больше рта не откроет.
– Может, он испугался?
– Я не знаю. Он только смеется, либо молчит. Думает, что умнее нас. Больной, богомерзкий…
– Пожалуйста, – мальчика передернуло, и он так умоляюще взглянул на женщину, что та замолчала. Однако взор её не потеплел ни на градус, и голос остался таким же застывшим и полным презрения.
– Он требует конфиденциальности. Оставлять вас наедине и рисковать твоим здоровьем мы не можем, а не прослушиваемых комнат у нас нет, так что, вот, – Морозова извлекла из кармана плотный серый прямоугольник и протянула Родиону. Последний раз мальчик видел такой у Кристины, когда та, пряча его под планшет, что-то торопливо строчила на разлинованных листах. Блокнот. Бумажный. Настоящий.
– Откуда?!
– Нашла в изъятом имуществе одного из пациентов. Им он уже не пригодится. Надеюсь,