предусмотренного сценарием срока и в несколько иной трактовке.
Мы кубарем ввалились в тронный зал, перепугав родителей.
– Как вам не стыдно так себя вести, а еще взрослые! – завопили мы с сестрой, выпутываясь из тяжелой бархатной занавески, мешающей немедленно осуществить акт возмездия.
Возмущение испарилось, едва мы увидели перед собой их бледные лица. Мама держалась за сердце. Князь открывал и закрывал рот, словно рыба, которую только что вытащили из воды – видно, никак не мог сообразить, какой линии поведения отдать предпочтение: то ли прочитать нам нудную мораль про набившую всем оскомину княжескую честь, то ли прижать дочек к отцовской груди и дать волю нормальным человеческим эмоциям. Последнее одержало верх, и через мгновение мы оказались в его крепких объятиях.
Княгиня Вероника (она же Вера Ивановна Берендей, преподаватель русского языка и литературы в российской муниципальной средней школе) по мере своих слабых от пережитого волнения сил присоединилась к нему. И только когда мы начали задыхаться и взмолились о пощаде, отец немного ослабил хватку, но окончательно не выпустил (наверное, боялся, что мы опять куда-нибудь исчезнем).
И тут мама заплакала – да так горько и заразительно, что мы с сестрой немедленно присоединились к ней. Мы рыдали в шесть ручьев, орошая слезами княжеский парадный кафтан – причем, делали это с удовольствием, а значит, настроились на длительный срок. Берендей дрожащим от волнения голосом пытался нас утихомирить и, легонько похлопывая по спинам, приговаривал:
– Ну-ну, поплакали – и будет!
Однако мы не унимались. Лишь когда завывания достигли кульминации, раздался оглушительный свист, от неожиданности мы на полувсхлипе умолкли и оглянулись. То был не воскресший из небытия Соловей-разбойник и даже не Симург, не так давно успешно примеривший на себя его роль, а всего лишь наш любимый двоюродный братец Иванушка, которому по сценарию полагалось бы, стоя в сторонке, умиляться и незаметно смахивать рукой скупые мужские слезы.
Как бы ни так: достойный представитель славного княжеского рода Берендеев по мужской линии все и всегда делает по-своему. Вот и сейчас этот невоспитанный тип грубо вмешался в тонкий процесс проявления высоких женских чувств, а попросту говоря, не дал нам нареветься всласть. Мы так рассердились, что от выделяемых нами эманаций брови и волосы брата должны были бы задымиться, однако раскаяние на его лице так и не появилось.
Иван молча указал рукой на окно, за которым заметно потемнело. Усиливающийся ветер гнал клубы пыли и песка и горстями бросал их в стекло, между сгустившимися тучами сверкали молнии, погромыхивал гром – собиралась буря.
– Дорыдались?!
Почувствовав себя неуютно под его укоризненным взглядом, мы теснее прижались к отцу в поисках поддержки (а заодно скрывая пылающие от стыда щеки).
– Просил же вас, девчонки, контролировать себя, а если решили-таки устроить истерику, заранее объявите в стране штормовое предупреждение, дабы мирные