как он звал про себя Мирославу, явно преувеличивает.
– Кто же у вас в первом десятке? – поинтересовался он не особо настойчиво.
– Меня заинтересовал поселок богатеев, притулившийся к Лучанску. Им что здесь, медом намазано?
– Можно сказать и так, – отозвался Миндаугас.
– Что ты имеешь в виду?
– Тишину, экологию. Здесь вам и река, и заповедник рядом, и горы, и никакого столичного шума, гама, суеты.
– Откуда ты все это знаешь, милый гастарбайтер, – улыбнулась она.
– Спасибо за то, что хотя бы милый, – с иронией ответил он, – вообще-то у меня вид на жительство. А женюсь – и гражданство получу.
– Ты что, еще и жениться здесь собираешься? – приподняла она брови.
– Собираюсь, – не моргнув глазом, подтвердил он, а потом добавил серьезно: – В интернете посмотрел. И надо заметить, окрестности здесь потрясающие!
– Морис, ты просто сокровище.
– Кстати, – оживился Миндаугас, – по-моему, песня «Из-за острова на стрежень» написана где-то здесь.
– С чего ты это взял? – прищурилась она, с удовольствием проглатывая очередную ложечку мороженого.
– Потому что ландшафт местности подходит.
– Это не доказательство!
Морис улыбнулся.
– И чему ты радуешься? – напустила она на себя сердитый вид. – Место он удобное нашел! – И сбавила тон: – А бабу жалко.
– Какую бабу? – не сразу понял Миндаугас.
– Княжну персидскую.
– Разве она баба?
– А что мужик?
– Нет, но…
– Короче, его самого надо было в Волгу спихнуть! Кат, он и есть кат, – подытожила Мирослава.
– Кат – это кто? – решил уточнить Морис.
– Стенька.
– Нет, я это понял. Я не знаю, что значит слово «кат».
– А, это. На Руси так называли заплечных дел мастеров, короче палачей и бандитов.
– Надо же. А я читал, что кат – это вечнозеленый кустарник из семейства бересклетовых.
– Про кустарник я ничего не знаю, – заявила Мирослава.
– Тогда будем считать, что мы расширили кругозор друг друга, – подмигнул ей Морис.
– Считай, что хочешь, – отозвалась она и вздохнула.
– Вы чем-то огорчены?
– И да, и нет.
– А нельзя ли поподробнее?
– Можно. Я вспомнила, тетя говорила, что в юности она думала, что нет ничего ужаснее партийной номенклатуры.
– Но потом тетя переменили свое мнение? – улыбнулся Морис.
– Нет, к большинству партийных боссов она и сейчас относится очень плохо. Но теперь появились, как грибы после дождя, всевозможные нувориши, мнящие себя элитой.
– Это потому, что дождь был токсичный, – невинно заметил Миндаугас.
– Нахватался бог весть каких словечек у… – она щелкнула пальцами, подбирая выражение поприличнее.
– У загнивающего Запада, – любезно подсказал он.
– Ох, Морис, и доведешь ты меня до греха своими подколами, – погрозила она.
– И вы меня уволите?
– Не