то, не слышишь, это же я, Налле Лапсон!
Весенним утром в самой чаще огромного леса проснулся медвежонок Налле Лапсон. Он проспал столько дней и ночей напролет, что и в самом деле пора было просыпаться.
Налле Лапсон сел и огляделся заспанными глазами-бусинками.
Где же мама?
– Мама! – крикнул он.
Никто не ответил.
– Странное дело, – огорчился Налле Лапсон. – Мама ведь обещала никуда не уходить, пока я сплю.
Налле Лапсон встал на задние лапы, вытянул шею и посмотрел по сторонам.
– Мама! – снова крикнул он. – Ты что, не слышишь, это же я, Налле Лапсон!
Однако мамы нигде не было, и никто не откликнулся.
Тут наверху зацокали, и из еловых веток высунулась беличья мордочка.
– Твоя мама ушла! – крикнула белка. – Уже несколько дней назад!
– Очень странно, – сказал Налле Лапсон и прищурился. – Она ведь точно обещала никуда не уходить. Может, за едой пошла?
– Далеко же эта еда, – съехидничала белка. – Потому что мама твоя ушла еще в четверг. Или, может, в пятницу.
– А сегодня у нас что? – спросил Налле Лапсон.
– Вторник. Или, может, среда, – ответила белка. – Юхан, мы сядем наконец завтракать или как?
– Что-что? – переспросил Налле Лапсон. – В смысле, вот это, последнее, это ты к чему?
– Я разговаривала с мужем, – отрезала белка. – Насчет завтрака. Нашего с ним.
– Ну ладно, – вздохнул Налле Лапсон и облизнул нос.
– Вот именно, – ответила белка.
– Мне по утрам ужас как хочется есть, – признался Налле Лапсон. – А ты не видела, в какую сторону мама ушла?
– Туда, – ответила белка и махнула пушистым хвостом. – Или туда, – она махнула хвостом в противоположную сторону и скрылась из глаз.
Налле Лапсон почесал в затылке.
– Все это очень и очень печально. Пожалуй, надо идти искать маму. Может, она не так и далеко ушла.
Поскольку белка показала в обе стороны сразу, он пошел в третью – ту, что между одной и другой.
Он шел и шел. Лес был огромный. Ели, громадные ели и ничего, кроме них.
Время от времени Налле Лапсон останавливался, вслушивался, а потом кричал:
– Мама! Мама! Ты что, не слышишь, это же я – Налле Лапсон!
Но только ели шумели ему в ответ.
Лапа за лапу, он брел и брел весь день напролет и страшно устал. И отчаянно проголодался. Чтобы немного утолить голод, он даже съел старую еловую шишку, но она оказалась такая невкусная!
Вскоре совсем стемнело. Измученный Налле Лапсон забрался в щель между двух замшелых валунов.
– Уж завтра-то я найду маму! – сказал он и уснул.
Глава вторая
Глянь-ка, Карлсон, кто это там?
Когда наутро несчастный сонный Налле Лапсон проснулся, солнце стояло уже высоко.
Он протер глаза, зевнул и побрел дальше.
«Куда-нибудь я точно приду, – думал он. – Во дворец Горного короля, про которого мне мама читала сказки, или в Бастутрэск, или в Со́бес, или еще в какое-никакое приличное место».
Налле Лапсон брел и брел, лапа за лапу.
Вдруг лес кончился.
Впереди стоял длинный ряд вагонов. Это был поезд, он направлялся в Стокгольм из Северного Норланда, но остановился на путях из-за какой-то неисправности.
Налле Лапсон еще никогда не видел поезда и очень заинтересовался. В вагонах были окошки, а за ними виднелись какие-то существа.
– Должно быть, люди, – решил Налле Лапсон. – Мама про них рассказывала, говорила, что их надо остерегаться. Люди только и знают, что скандалить и устраивать неприятности. Никакой культуры, не то что у нас, у медведей.
Что такое культура, Налле Лапсон представлял плохо. Возможно, морда, потому что у людей в окошках морд определенно не было. Спереди головы у них имелось что-то совсем другое.
– На мой взгляд, не такие уж они опасные, – сказал сам себе Налле Лапсон, – а возможно, там удастся раздобыть еды. Заберусь-ка я в вагон.
Сказано – сделано. Налле Лапсон не без труда открыл одну из вагонных дверей и влез внутрь. И едва он ступил на площадку тамбура, как поезд тронулся с места. Видимо, неисправность удалось исправить.
Ну и помчался же этот поезд! Как быстро! «Ух ты, – подумал Налле Лапсон, – до чего здорово!» Когда мама рассказывает сказки, это тоже, конечно, здорово, но с теперешним здоровом просто никакого сравнения!
«Сейчас бы и перекусить, – подумал Налле Лапсон. – Наверняка тут есть и мед, в этом сооружении, иначе зачем его было сооружать».
Налле Лапсон пошел по коридору и заглянул в первое купе.
Там сидели два дядьки и разговаривали. Точнее, говорил один. У него был красный