не узнав жизни, себя самого, да и женщин. Отсюда юношеская еще, прыщавая неуверенность в сочетании с предвкушением всяческих откровений, чудес в ближайшем будущем. Это понимание себя из собственного будущего (пусть если даже в него и не веришь, во всяком случае, до конца) было мучительно, сладостно… Все-таки слишком тяжело дается такая юность. Его вера, что ему должны (это насчет «откровений, чудес»). Интересно, кто только? А это было даже неважно тогда. Главное, что должны. Долго еще держалось нехорошее послевкусие от юности… Ему всегда были непонятны, казались ненатуральными охи-ахи не слишком еще старых людей: «Всё бы отдал, чтобы повторить». Он никогда не хотел повторения своего тогдашнего. Впрочем, эти его ровесники или же те, кто постарше, вздыхали о достаточно приземленных, то есть о земных вещах: гиперэрекция, свобода суставов от отложений, возможность выпивать и закусывать, не заморачиваясь насчет холестерина, давления, мочевины. А ему вот смешно, что он тогда верил, будто сумеет что-то понять в «бытии и смысле», занудливо требовал счастья – от жизни вообще и от Инны… Было бы смешно, если бы не было так всё равно сейчас. А счастье? Его искомое счастье – сентиментальное и замешанное на его тихой жалости к самому себе (на врожденной жалости, как он пытался острить), он сейчас понимает так. Да и тогда чувствовал всё-таки, но отвлекался по юности.
Семья для него продолжение того, что было в родительском доме, только без острых углов, без всего, что тяготило его в родителях. И всё это сошлось на Инне? Очарование, пушок первой юности. В несколько черточек обаяния он и влюбился. И еще: с ней легко. О, как это важно было для него! (Он так устал к тому времени от Кати). Он хотел легкости. Она для него его легкое, простое, прозрачное «я».
Пушок опал как-то вдруг. И полностью. Борис растерялся даже. В Инне действительно не было того, что утомляло его в родителях. Но и того, что ему дорого в них, не было напрочь. Катиного понимания и Катиной преданности не оказалось тоже. А он-то по глупости считал всё это само собой разумеющимся!
Итак, пушок опал и остался только характер. А столь восхитившая Бориса легкость кончалась там, где перед Инной возникала цель. К цели шла она, как бульдозер. Он живет с женщиной, которая всегда права. И слишком твердо знает, чего она хочет. Но тоска и досада брала от того, чего она хочет.
Только Борис задумался, а имеет ли эта его семейная жизнь хоть какой-нибудь смысл, как у Инны не пришли месячные.
Получилось, что он обманул ее. (Он понял однажды.) Она думала, что его обаяние, юмор, начитанность, эрудиция и т. д. – это всё антураж, за которым всё, что положено надежному, правильному жениху. Но оказалось, только один антураж и есть, и ничего кроме. (Ее родители тоже обманулись здесь, при всем-то их опыте). Это был шок. Как она выдержала? Потому что любила его? Капризной, эгоистичной любовью. Переделать его она не смогла. Только попортила много крови ему и себе. Да! И себе – она же любила, а не злобствовала просто. В итоге? Семья, повседневность, жизнь. Она так воспитана – культ семьи. К тому же открыла – он слабее ее, то есть