ответила сестра громко, будто в классе. – Как говорится, не до жиру, быть бы живу. По телевизору все передачи на узбекском языке, только вечером на два часа включают Первый канал России. Местные вдруг заговорили на своем языке, всюду поменяли вывески и вообще, теперь, не зная узбекского, не устроишься на работу. Квартиры сильно подешевели, а продукты вздорожали, например, лепешка – сто рублей, проезд в автобусе – восемьдесят.
– Ничего себе цены! – удивилась Галина Романовна голосом шершавым, как у всех одиноких, много курящих пожилых торговок, вынужденных подолгу разговаривать на холоде. – Представляю, сколько стоят женские сапоги! Я вижу, есть смысл съездить к вам, поторговать.
– Кто их там купит? – буркнул я, не скрывая неприязнь к торговке. – В тех краях спрос только на сандалии-босоножки.
– Зима-то там все же бывает? – смутилась Галина Романовна и хрипло кашлянула.
– Всего два месяца, и то без снега, – упрекнул я ее за плохое знание географии.
Сестра поспешила загасить нашу перебранку:
– Я забыла сказать, что местные деньги называются сумы, у нас их по привычке зовут рублями, хотя один сум, примерно, в сорок раз дешевле российского рубля.
– Сколько же стоит лепешка на наши деньги? Сразу и не сообразишь. И как вы не запутаетесь в этих сумах. Такие деньги не есть якши, – дурачась, произнесла Нина Петровна, поправляя массивные очки, и вдруг запела:
Всюду деньги, деньги, деньги,
Всюду деньги без конца,
А без денег жизнь плохая,
Не годится никуда.
Сестра из вежливости улыбнулась и продолжила:
– Да, всюду деньги. Теперь у нас квартиры, мебель и автомобили продаются только за доллары. Охотников на валюту много: базар просто кишит менялами, всем нужны доллары или российские рубли. Уехать оттуда, пока тебя не обдерут как липку – невозможно, ибо уже более десяти лет «братья наши меньшие» делают из этого доходный бизнес. Выписаться – взятка, любая справка – взятка, а уж если заказал контейнер, то без долларов не надейся получить. Билеты на самолет в Россию – только у спекулянтов, естественно, за двойную-тройную цену. Все это очень сказывается на здоровье. Не случайно Андрей Обаренов, наш учитель рисования, поехал к сыну в Курск и через неделю там скончался. Наша завуч Иванкина умерла на вокзале в Ташкенте. Вот, сказала: уехали Смирновы, Обареновы, Иванкины, собирается Анна Викторовна и сразу вспомнился дневник Тани Савичевой, девочки блокадного Ленинграда, которая каждый день писала одну фразу: «умер дядя», «умерла тетя», «умерла мама», а в конце – «умерли все». Порой и меня подмывало выйти на центральную площадь Ленина и громко крикнуть: «уехали все!» И задать вопросы русских классиков: «кто виноват?» и «что делать?» Сейчас там остались или слабенькие «охристи на клюшках» вроде меня, либо алкаши, которым все равно, где пьянствовать.
Катюша, круглощекая дочка Михаила, слушала новую бабушку Тамару и, подражая взрослым, сочувственно кивала головкой,