Сергей Яров

Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941–1942 гг.


Скачать книгу

быть свидетелем того, что она выносит из соседней, вымершей начисто квартиры чемоданы и узел, она бросила мне, очевидно, на всякий случай: „В кладовую несу, чтобы в собес сдать“. Квартиру опечатали. Ни о каком собесе тогда и речи быть не могло»[188].

      Иногда, когда скрыть хищения в чужих квартирах было трудно, управдомы делились частью присвоенного имущества с другими жильцами, – тем больше была уверенность, что последние не скажут об этом властям[189]. Возможен был и другой вариант: соседи, обворовывавшие чужие квартиры, действовали при попустительстве, едва ли бескорыстном, управдомов[190].

      Еще одним источником наживы стало утаивание управдомами и дворниками сведений о смерти или эвакуации квартирантов. Это давало возможность получать по их «карточкам» продукты для себя. Пользовались и «карточками» тех жильцов, которые, опасаясь наказаний, возвращали их сразу, как только наступала смерть их родных. Иногда управдомы, сговорившись с дворниками, даже получали «карточки» на вымышленных лиц[191].

      3

      Обычной стала и кража продовольственных «карточек». Их замена на новые была обставлена громоздкими бюрократическими ритуалами, участвовать в которых истощенные люди часто не могли. Она сопровождалась унизительной проверкой и осуществлялась крайне медленно; о равноценной компенсации за утраченные «карточки» не было и речи. До выдачи новых документов редко кто доживал, если не было возможности еще где-то подкормиться.

      Часто «карточки» воровали, пользуясь скоплением горожан – обычно в булочных, магазинах, лавках[192]. У некоторых похищали «карточки» не один раз[193] – возможно, высматривали в толпе наиболее изможденных, еле передвигавшихся людей. У одного из блокадников даже украли карточки, когда он упал в булочной в обморок[194]. При этом иногда действовали очень дерзко – как вспоминал Е.С. Коц, «вытаскивали чуть ли не на глазах… все карточки, мои, мамины… все столовые талоны»[195]. Воровали и продукты, особенно в трамваях, а также во время эвакуации, при посадке в вагон, когда в страшной давке нельзя было усмотреть за всей поклажей, вывозимой из дома[196].

      Признаком распада нравственных норм в «смертное время» стали нападения на обессиленных людей: у них отнимали и «карточки», и продукты[197]. Чаще всего это происходило в булочных и магазинах[198], когда видели, что покупатель замешкался, перекладывая продукты с прилавка в сумку или пакеты, а «карточки» в карманы и рукавицы. Нападали грабители на людей и рядом с магазинами. Нередко голодные горожане выходили оттуда с хлебом в руке, отщипывая от него маленькие кусочки, и были поглощены только этим, не обращая внимания на возможные угрозы. Часто отнимали «довесок» к хлебу – его удавалось быстрее съесть[199]. Жертвами нападений являлись и дети. У них легче было отнять продукты[200].

      Грабили иногда столь ловко и профессионально, похитители так внезапно появлялись