«селекции». Проводя ее, старались проявлять чувство гуманности, но она все равно оказывалась бесчеловечной, поскольку одним помогала выстоять, а других обрекала на смерть. И, скажем прямо, такой отбор стал обычным явлением в городе. Этим занимались не только во ВТЭК или в детдомах. Для эвакуации, для направления в стационары нередко стремились отбирать наиболее истощенных, хотя и не везде и не всегда придерживались этого принципа. Но что было делать, если мест в вагонах не хватало для всех, а в стационары запрещали принимать тех, кто не мог ходить без чужой помощи. Так и оставались они, самые слабые, нередко за чертой выживания – а если и спасались, то чудом.
4
Проявления милосердия во время блокады были различными. Обычными являлись попытки оградить близких людей от казавшихся лишними и ненужными переживаний. От родных, тяжело больных, скрывали иногда их состояние. Увидев, что у отца температура 34,5°, и понимая, что он «живет последние дни», одна из блокадниц писала позднее, что сама «поостереглась сообщать ему об этом»[389]. В свою очередь, ее мать, когда ухаживала за дочерью в госпитале, старалась не говорить, что у нее самой высокая температура: «…В записках писала совершенно другую картину»[390].
Письма инженера В. Кулябко сыну вообще можно признать образцом деликатности при обсуждении с родными скорбных тем – тут осторожно подбирается каждое слово. Ожидая худшего, он просил так поговорить сына с матерью: «Отдаленно в случае чего, подготовить в отношении возможностей всяких случайностей со мной, чтобы это не стало для нее неожиданным»[391]. Эта витиеватость фразы, отчасти ломающая ее синтаксис, никак не гармонировала с записями в его дневнике, суховатыми и, пожалуй, даже деловыми. Концентрацию «уклончивых» выражений в одном предложении нельзя не признать чрезмерной. О своей возможной гибели прямо не сказано ни слова. Найдены другие эвфемизмы, которые непосвященному трудно сразу и разгадать: «в случае чего», «возможности всяких случайностей». Он и сыну говорит намеками, не желая, видимо, излишне беспокоить и его.
Наставления и поучения были приметой блокадного времени. Чаще всего они высказывались в письмах и записках. Имело значение и их получение от родных, живших в эвакуации, с обязательными в таких случаях пожеланиями (а то и требованиями) выстоять, не падать духом и лучше заботиться о себе и о других родственниках, судьба которых была также небезразлична членам всей семьи. Эти увещевания иногда имели двойственный характер – обнадежив кого-либо, ожидали, что он точно так же будет ободрять и других, оказавшихся в более трудных условиях. Пожалуй, не менее важным являлось и то, что блокадники, призывавшие к милосердию, поучавшие и поправлявшие колеблющихся и утративших силу воли, тверже заучивали и для себя преподанные ими этические уроки. И не могло быть иначе, поскольку находили слова предельно естественные и эмоциональные, не нарушавшие естественности речи, а придававшие ей всем знакомый житейский оттенок. Моральные заповеди здесь